Егор остановился, зажал между пальцами карандаш, да так, что тот хрустнул.
«Хлюпик ты, не мог отказаться… Все еще веришь в силу своей деревянной сабли», — подумал он. Хотел и это написать дочери, но удержался. Написал другое:
«Вспоминаю твой лагерь, и корову на лугу, и кукушку. Все, все… Мне у вас там здорово понравилось. Замечательное место, речка и сам лагерь. Наверно, цветов у вас сейчас прорва, я представляю, как ярко полыхает большая клумба у столовки. Всю жизнь люблю цветы, а сам так и не посадил ни одного цветочка. Ты не знаешь, почему человеку приходится делать иной раз вовсе не то, что бы он хотел, жить не так, как ему нравилось бы?»
Он опять остановил себя, обругал: «У дочери-несмышленыша спрашиваешь о том, что сам бы должен знать давно», — хотел зачеркнуть слова, но тут вбежал уже переодетый и умытый Славка, и Егор лишь приписал: «Пока до свидания, Ирина. Передай привет, — он хотел написать «твоим подругам», но вспомнил того подтянутого и красивого старшего вожатого и написал: «твоим товарищам». Конечно, дочь ничего в этом не поймет, никакого смысла не уловит, но он-то написал это со смыслом. Какой отец не захотел бы иметь такого жениха для своей дочери?
В дверях показалась Варя, он понял, что пора на вокзал. Он нагнулся за чемоданом, встал. Славка — ох ты, чуткая душа, — взял его за руку, сказал, как бы утешая:
— Тебе неохота ехать, я знаю. Как ты там живешь совсем, совсем один? Но ведь ты едешь в последний раз?
— В последний, — сказал отец. — Проводишь?
— Провожу. Мама тоже едет. Раздобрилась, правда?
«Ах, Славка, Славка, охламон ты эдакий, до чего ты все понимаешь, слов нет сказать», — подумал Егор.
— Варя, постой!
Она услышала этот голос и, конечно, сразу узнала его. Лицо полыхнуло огнем, рука крепче сжала потную ручонку Славки, цепляясь за нее, как за соломинку.
«Совсем очумел он, что ли? — метнулось испуганное в мозгу. — Мало ему завода вести со мной разговоры. Придумал еще на людях».
Варя Канунникова, раздетая, в одном сиреневом купальнике, с распущенными волосами — забыла шапочку — торопилась к реке: Славка канючил, просился купаться, а отпустить его одного боязно. В сумятице, какая творилась на реке, легко не заметить, если мальчонка, перекупавшись, пойдет на дно кормить рыб. Была бы Иринка, тогда другое дело, но Иринка из лагеря не приехала, в коротком письме матери и отцу писала, что они, трое подруг — шло перечисление имен незнакомых девочек — придумали не ехать в город, а поработать эти дни в совхозе, где комбайнами жнут рожь.
Тотчас оправившись, Варя обругала себя за растерянность, оглянулась на голос и увидела под кустом белеющую на траве скатерть, расставленную на ней посуду, горку хлеба, колбасы, прихваченные огнем золотистые тушки цыплят. В траве, поблескивая, валялись в беспорядке бутылки.