— С немцами? А вас не выдал?
— Не выдал. Ну, якшался, он говорил, из-за нас. Это, пожалуй, правдой было. Кормил-то всю семью он — Михкель. После войны, когда сюда переехали, вскоре умер. И я дала клятву: тетушку Лийси не покидать ни на час. Вот и живем сам-друг.
— А девочки? Выжили?
— Ну, как же, как же. Мы с тетушкой Лийси уже бабушки. Чудно только… Старшая-то, Елена, в Гатчине живет. Русская вся от языка до самых мелочей, а младшая — эта в Тарту, эта истинная эстонка. Вышла за здешнего парня. Жену, ее язык он уважает. А внучата…
Апо замолчала.
— Чаю-то налить?
— Да, пожалуй… Наливая чай, она договорила:
— Не могу с внучатами разговаривать. Я по-эстонски, как и они по-русски. Вот и не получается у нас. Погощу, бывало, у них день, в Тарту, со слезами и тяжелым сердцем уеду.
— Обе счастливы? Дочери-то ваши?
— Да, кажись, обе. Вот как получилось. Между ними всего один год. А разные, не узнаешь.
— Часто тут, у вас, такое случается?
— Не часто. Нация они маленькая, самостоятельная, гордая. Часто ее другие народы прижимали, вот и развивается сама в себе. Чтобы сберечься. Их понять можно. Это наши не боятся. Нашим бояться нечего. Не растворятся.
— А кто эстонцев собирается растворять?
— Да никто не собирается. Разве я говорю?
Они долго молчали. Егор допивал чай, Апо то пересыпала крупу, то сортировала сухой компот, то перебирала корицу. Делала она все с такой бережливостью, даже с ласковостью, пальцы ее ко всему касались с такой предупредительностью, что Егор сразу увидел перед собой незапятнанно честного и чистого человека. Он слыхал, да и сам мог убедиться на сотнях примеров, что эти качества проверяются прежде всего в отношении к хлебу, к тому, чем люди кормят себя. Это не было ни жадностью, ни скупостью. Это было великим знанием того, что стоит человеку каждый божий день.
«Была бы добрая учительница, не сложись так у нее судьба, — подумал Егор. — Может быть, вовсе незаурядная. А то и талантливая. А чем измеряется талант человека? Тем, что дала природа? Или тем, что он сам воспитал в себе? Или тем, что он ко всему относится искреннее и не терпит лжи? И может ли талантливый человек бездарно прожить жизнь? О ней не скажешь, что она прожила бездарно свои годы, хотя, будь она учительницей, была бы куда более счастлива: скольким бы людям дала крупицу своего таланта. А то одна тетушка Лийси. Да дочери еще». И тут же возразил себе: «Если бы каждый мог отдать другому столько, сколько она отдала, должно быть, тетушке Лийси, как бы велики были люди…»
Но и этой мысли он тотчас же возразил: «На себя оглянись, пожалуйста, — вежливо, но с привычным в этом случае сарказмом, обратился он к себе. — Сам ты всю жизнь подпираешь кого-нибудь… уж не стал ли ты от этого великим человеком?»