Кусочки стали, те самые, что проверяла тогда Варя, почему-то не выходили из головы и в Москве, и пришли снова, как только он остался наедине с собой. Зачем они, зачем?
Нет, слишком разбросанным был день, чтобы сосредоточиться.
Кажется, давно-давно было московское утро, солнечное марево над громадным полем аэродрома, редкие облака под самолетом, земля в июльском сиянии солнца. Леса, озера, поля и таллинский дождь, и Раннамыйза, и море с огненными валами волн, катящимися к берегу, и та женщина в изорванном купальнике.
«Экая красавица с острова Бали, говорят, есть такой где-то в Индонезии, — подумал Егор. — С острова Бали, где женщины ходят в чем мать родила. Правда это или нет, но пусть ходят. Если это им нравится, поделать тут ничего нельзя. Вдруг у нас кто-нибудь покажет такую моду, будут ходить и наши. Разве только холод…»
Вот так бездарно и проходят дни. И не вернешь их, не исправишь, не переделаешь так, как бы захотел.
То ли дело заводская техническая лаборатория, его, Егора Канунникова, хозяйство. То ли дело рядом с тобой твои верные друзья. Они снятся Егору по ночам, да и лаборатория снится, когда вот так он валяется вдали от дома, как выведенному из боя солдату снятся атаки, бомбежки и фронтовые друзья.
За стеной причитала тетушка Лийси. Из открытого окна запахло влагой. Листья каштанов зашелестели. Накрапывал дождь.
Перед уходом из заводоуправления Роман позвонил в отдел технического контроля Канунниковой.
— У себя еще?
— У себя, — ответила Варя, чувствуя, как голос сел, охрип даже.
— Как день сегодня?
— Обычно… Много брака.
— Хм…
Варя стала рассказывать, на чем проштрафился цех, но Роман остановил ее:
— Зайду. Погоди немного…
В последнее время, люди заметили, Роману полюбилось заходить в ОТК после работы. Началось это, пожалуй, с нынешней весны. Директор сам проверял документы на приемку продукции, то хвалил мастеров за строгость, то ворчал: «Привередливы слишком, а у завода план и запасов металла ни крошки».
Попрощавшись с донной Анной, которая только и ждала его ухода, Роман направился из аппаратной, так называли его приемную с телефонным коммутатором и телетайпом, когда-то связывавшим завод с Министерством, а теперь почти молчавшим денно и нощно. Роман опустился вниз, по диагонали пересек заводской двор, весь затененный тополями, спустился еще ниже — в подвал. Тут он вошел в застекленную кабину, сел к столу Канунниковой, взял бумаги, которые она ему подала. Это была дневная сводка принятой продукции. Он с зоркостью и быстротой человека, понимающего, что к чему, просмотрел лист за листом, бросил на стол, взглянул ей в лицо — вблизи можно было разглядеть румянец кожи, и оно не казалось мертвенно-бледным: мертвый свет не мог убить живую плоть.