Она у неё тоже другая. Привычно отдающая солью, железом и сладостью. Но другая. Не еда, что-то большее. Киро вся что-то большее для меня: не коллега, не подчинённая, не симпатичная девушка, от чьей улыбки замирает сердце, и чьи причуды заставляют беспокоиться за неё, как никогда и ни о ком...
— Люк, — позвала она сдавленным шёпотом.
И снова позвала. И ещё раз. Провела ладонью по волосам, стиснула пальцы на загривке — не пытаясь отстранить, скорее силясь притянуть ближе. Хотя куда ещё ближе-то? Вот она вся, совсем рядом; заполошно дышит мне в самое ухо, вжимается всем телом, хрупким, гибким и разгорячённым, чуть дрожащим, натянутым точно скрипичная струна. Наверняка кусает губы, силясь сдержать очередной стон. И от одной лишь мысли, что это я довёл её до такого состояния, толком и не коснувшись, мне хочется. хочется.
Хочется. Со страшной силой. Не укусить, не поиметь даже — сожрать с костями, чтобы больше никому не досталась.
— Люк, — снова позвала Киро, и я отстранился. Совсем немного, с неохотой. Капли крови, алеющие на светлой коже, всё ещё манят меня, зовут, приглашают взять ещё.
— Всё, хватит, — заявил не то ей, не то самому себе.
Не хватит, совсем не хватит, и речь вовсе не о крови. Но во мне достаточно силы воли и рассудительности, чтобы остановиться. Потому что кому точно хватит, так это Киро, напрочь опьянённой вампирским дурманом. Тёплой, невыносимо ласковой и даже немного прилипчивой.
— От. рыв башки, — кое-как выговорила она, расплывшись в улыбочке. По-прежнему очаровательной, но абсолютно нетрезвой. — С-сделай так ещё раз.
— Киро, нет.
— Пожа-алуйста!
— Хм. нет?
— Ты отстой, — уведомили меня печально. — И у тебя лицо в крови.
Она вдруг подалась вперёд и медленно слизнула кровавую дорожку у меня с подбородка. Отстранилась было, сверкнула почерневшими глазами, с нажимом провела языком по моим губам.
А я прямо наяву услышал, как трещит по швам моя хвалёная выдержка.
Я её не поцеловал. Вовсе нет. Скорее, набросился, неистово кусая мягкие губы и слизывая с них капельки выступившей крови. Расстегнул ворот платья, выдрав пару пуговиц; провёл рукой по груди, спрятанной за тонким кружевом белья, погладил живот.
И отстранился, пока не стало совсем поздно. Вот только несчастный вид Киро был для меня как удар под дых.
— Киро, — начал как мог строго, — мы не будем делать ничего такого, о чём наутро непременно пожалеем.
— Мы будем, Люк, — мягко возразила Киро, кончиками пальцев скользнув по моей груди и ниже. И когда только рубашку расстегнуть успела? Ловкачка, чтоб её. — Мы сделаем... всё что захочешь. Я не пожалею, никогда, я ведь с самого первого дня от те.