Мать смотрела на меня, слегка улыбаясь. Такую фотографию, только маленькую, я видел у нее на пропуске. Вокруг было истоптано, желтыми пятнами проступала свежая глина, куски мерзлой глины. У самого заборчика каким-то чудом уцелел кусочек нетронутого снега. Я присел на корточки, зачерпнул в горсть снег, он был такой же, как и везде, — липкий. Я как-то враз погрузился в странную пустоту, вновь вошла в меня боль, будто засунул руку не в снег, а за дверь и мне по нечаянности защемили пальцы, а некому пожаловаться. В ушах стоял гул и звон, и мне было невдомек, что это звенит тишина, лишь ощущал, как туго, у самого горла стучит сердце.
Молча постоял еще немного, потом вышел из оградки, поглядел на поселок. Сверху он напоминал бабочку-капустницу: коротенькие серые тельца домов, сбоку маленькие крылья огородов. Время было обеденное, улицы оживились, по ним двигались машины. Дальше, насколько хватал глаз, лежал снег, а над ним светило солнце.
Не утерпел, оглянулся еще раз. Мать следила за мной глазами, казалось, она не хотела отпускать, умоляла побыть еще немного с ней.
Костя не торопился домой. Во дворе школы деревянная горка, ребятишки, подстелив под себя портфели, катались с нее, а самые храбрые съезжали на ногах. Поначалу я не узнал брата; пальто у него было в снегу, мех на шапке намок, на щеках темные полосы. Он тоже пробовал съезжать на ногах, но каждый раз где-то на середине неловко валился на бок и дальше катился лежа. Я окликнул его, он подбежал ко мне, схватил за руку:
— Степ, давай вдвоем, у меня не получается.
Мы забрались на горку. Костя посмотрел вниз на ребятишек, они обступили ледяной желоб, подсказывая брату, как лучше всего удержаться на ногах.
— Эй вы там, внизу! — крикнул брат. — Не мешайте!
Я взял Костю за плечи, и мы съехали на землю. Ребятишки гурьбой тут же помчались к горке.
— Осинцев, Степан! — окликнул меня знакомый голос.
Я оглянулся. В дверях школы стояла Ирина Васильевна — моя классная руководительница. Была она все такая же полная, высокая, только волосы белые-белые. В поселке она жила давно, было ей за пятьдесят, и если в какой-то семье заходил разговор о школе, то прежде всего вспоминали Ирину Васильевну. Все учились у нее.
— Вот ты какой стал! — ласково оглядела она меня. — Ты ко мне пришел?
— Нет, — я замялся, оглянулся на горку, — за братом. Нас сегодня в детдом пригласили.
— Думаешь все-таки туда определить ребятишек?
— Нет, я их в город возьму. Вот документы только оформить не могу. В райисполкоме был. Серикова говорит: характеристику надо, а мне за ней не ближний свет ехать!