Роман с Блоком (Филатов) - страница 10
Блок был официально зачислен в Чрезвычайную следственную комиссию
— Рекомендую вот сюда…
— Благодарю вас, Николай Константинович.
Небольшой ресторанчик, в который они заглянули, с некоторых пор располагался на Мойке, по соседству с последней квартирой Александра Сергеевича Пушкина, и был назван по лицейскому прозвищу Ивана Пущина, близкого друга поэта, которому когда-то принадлежал этот дом.
— Проходите, присаживайтесь, господа!
Первые месяцы после падения самодержавия никого из жителей столицы еще не удивляло, что по дороге куда-нибудь можно вот так, запросто, зайти в одно из многочисленных кухонных или питейных заведений, сделать выбор и вкусно поесть.
Для делового завтрака было уже поздновато, а настоящее время обеда еще не пришло. Поэтому публики было немного: инженер министерства путей сообщения с дамой, пожилой иностранец в клетчатом пиджаке, похожий на журналиста или на шпиона, и артиллерийский штабс-капитан с Георгиевским крестом и Владимиром четвертой степени.
Инженер и его спутница вполголоса выясняли между собой отношения — продолжалось это, видимо, уже достаточно давно. Иностранец одну за другой перелистывал толстую пачку российских газет, которых теперь выходило великое множество. Офицер у окна пил из чайника запрещенный коньяк, то и дело подливая его в стакан с подстаканником и фаянсовым блюдцем. При этом он каждый раз для чего-то перемешивал коньяк тонкой серебряной ложечкой. Муравьев и Блок переглянулись — суровость нынешнего «сухого закона», подобно любому другому уложению в российской истории, была уравновешена его поголовным неисполнением…
Николай Константинович попросил проводить их подальше, к свободному столику в глубине зала — как и все гражданские мужчины, он немного побаивался фронтовых офицеров.
— Александр Александрович, сколько времени вы провели на войне? — поинтересовался Муравьев, когда официант, после короткого обсуждения, принял заказ и отошел на кухню.
Цены в ресторане, конечно же, отличались от довоенных — как, впрочем, и повсеместно. Насчет «продуктов» в Петрограде вообще становилось все хуже — белый хлеб почти пропал, фунт мяса стоил по два рубля сорок копеек, обыкновенная курица — семь рублей… Дрова также сильно подорожали.
— Двести восемь дней…
— Вот как?
— Я почти семь месяцев там валял дурака, считаю, что довольно.
— Ну, во всяком случае, здесь вы нужнее для новой России.
Подобная трактовка Николаем Константиновичем его по сути самовольного невозвращения на место службы поэта вполне устраивала — тем более что со времени окончания отпуска и до начала мая, когда все-таки был подписан приказ об откомандировании в состав Чрезвычайной комиссии, по законам военного времени Блока запросто могли привлечь к ответственности как дезертира.