Ванек резко затормозил, отчего пассажира рядом с ним чуть не выкинуло в лобовое стекло, и он засмеялся под ругательства Вальтера Бруннера. — Тебе обязательно быть таким драматичным? — спросил Бруннер, откинувшись на спинку сиденья.
«Реакция-реакция… Ванек щелкнул пальцами. «Вот в чем все дело. В тот день, когда мы приедем в Ласаль, мне, возможно, придется сделать именно это — вы должны быть к этому готовы…
Они вышли из машины и пошли обратно по заброшенной гоночной трассе, расположенной недалеко от чешского города Табор, в сорока пяти милях к югу от Праги. Чуть больше, чем крупная тень в далеком мраке, Михаил Борисов, русский, ответственный за учебный центр, склонился над фигурой на дороге, фигурой, сделанной из мешковины и соломы для конечностей, тела и головы. Мощная пружина удерживала воображаемого в вертикальном положении, пока Ванек не ударил его.
«Хорошо?» — спросил Ванек, добравшись до Борисова. «Никакой задержки во время второго захода — я пошел прямо назад и прямо над ним…
Борисов, тучный, закутанный в шубу и шапку от сильного холода — по пражскому радио передали предупреждение о снеге, — кисло посмотрел на чеха. Ванек был слишком уверен в себе, слишком высокомерен, чтобы ему когда-либо нравился этот человек, и беда была в том, что Ванек был прав: это был идеальный забег. Проклятый чех в совершенстве тренировался во всем, что делал. — Мы бежим обратно в центр, — резко сказал он. — Я пошлю кого-нибудь забрать машину… — Борисов говорил по-французски; с тех пор как началось обучение, все разговоры велись на галльском языке.
Они бежали по дорожке в холодных сумерках, которые сейчас были почти в темноте, и Ванек намеренно держался на несколько шагов впереди трех других мужчин, чтобы продемонстрировать свою физическую форму. Когда они вошли в бетонную хижину, приютившуюся под еловой рощей, их встретила волна тепла от кипящей печки. Борисов, самый старший и последний из четырех мужчин, вошедших в здание, захлопнул дверь, чтобы согреться. Сняв пальто, они закурили сигареты «голуаз» и опустились на стулья вокруг стола. Одну стену занимала крупномасштабная карта Франции и Германии; на другой висела карта Парижа. Различные путеводители, в том числе расписания, Michelin и Guide Bleu занимали деревянную полку. Наиболее заметной была большая фотография полковника Рене Ласалля.
— На сегодня хватит, — объявил Борисов, наливая из бутылки французский коньяк. — Ты поправляешься, — неохотно добавил он.
С характерной для него бравадой Ванек поднял бокал к фотографии на стене. — На нашу встречу, мой дорогой полковник…