А к чему это я вспомнил? К тому, что переодевались мы во что угодно, но в американской военной форме еще никогда на задание не ходили. Пока никто из нас не мог с уверенностью сказать: хорошо это или плохо шляться по Афгану в штатовской форме. Это смотря кого встретим. Если мобильный патруль коалиционных сил на бронетранспортере — это плохо, раскусят нас сразу. Если талибов — еще хуже, те нас даже кусать не будут, сразу попытаются отрезать нам головы. Если кого-то из местного населения — тоже не сахар, тотчас продадут инфу талибам, что-де по пустыне бродят четверо зачумленных янки без средств связи и бронежилетов, и талибы попытаются отрезать нам головы…
— Пошли, парни, — скомандовал я, когда электронная стрелка на дисплее навигатора замерла, указывая направления к заданной точке.
Я зашагал по песку первым. Остап, по давно отработанному порядку, за мной. Смола — чуть правее, Удалой — чуть левее. Привычная, рутинная боевая работа началась.
Через полчаса мы поднялись на окаменевший бархан и застыли на его рассыпчатом, как печенье, гребне.
— Херня какая-то, — произнес Смола и опустил ствол винтовки на локтевой сгиб.
— А этот Фролов шутник, однако, — отозвался Удалой и, опустившись на колено, приник к окуляру снайперской оптики.
— Может быть, ошибка в координатах? — без надежды предположил Остап.
В километре от нас шевелился, как муравейник, оживленный кишлак. Конечная точка, куда мы должны были прибыть, находилась как раз в самом его центре.
— Ну, скажи что-нибудь! Ну, ответь! — нервно говорил я, включая и выключая смартфон.
Аппарат с запыленным дисплеем молчал. Фролов разговаривал со мной, когда считал нужным.
— Они хотят сказать, что склад с героином — там? — уточнил Остап.
Кого Остап имел в виду под слово «они»? В моем же сознании все зло и нелепость нынешнего задания ассоциировалась исключительно с Фроловым. Кондратьев был необыкновенно тонким стратегом и тактиком, его операции всегда отличались логикой и продуманностью, и он не мог нагородить такой лабиринт загадок и вопросов. К тому же, его уже не было на свете. «Владимир Владимирович» был для меня малознакомой фигурой, которая еще не зацепилась в моем сознании, и мне было трудно его оценивать. Оставался Фролов — тоже малознакомый, но выразительный и откровенный негатив, который лично отдавал распоряжения. Вот мои виртуальные шишки и неслись в его голову: Фролов что-то начудил, Фролов что-то перепутал, Фролов предатель и подонок.
Постараюсь объяснить, почему я так нервничал.
Афганский кишлак — это всегда притон заговорщиков. В каждом кишлаке — своя банда и свой заговор. Чужаку там почти всегда не поздоровится. Зайти туда легко, выйти — маловероятно. Заговорщики не боятся власти, потому что власть сама их до усрачки боится; заговорщики всегда нищие, голодные и многодетные; заговорщики всегда готовы убить человека или сделать с ним что-то плохое, если это будет им выгодно. Все обитатели кишлака — сплоченные единомышленники. Они сделают свое черное дело в путаном лабиринте дувалов быстро и бесшумно.