Руководители, которые следили за операцией по мониторам, вмиг поседели. Все были уверены, что операция провалена, причем, с позорным треском, с лишением званий, регалий и прочих заслуг перед родиной. Они были почты правы — начнись в торговом зале стрельба, полегло бы множество ни в чем не повинных людей. И пролилось бы море крови, если бы не стремительная и безупречная реакция наших ребят. Телохранитель, разумеется, тотчас достал пистолет, но Смола опередил его и точным выстрелом вышиб мозги. Ильхан к этому мгновению успел подняться на ноги и вытащить свою пушку. Он непременно уложил бы Смолу, а вслед за ним еще кучу народа, если бы Удалой не прыгнул на стоящий рядом стеллаж с крупами и сахаром. Под его тяжестью трехметровый стеллаж повалился на террориста, завалив его, словно оползень, сыпучими продуктами. Еще двух боевиков я обезвредил на выходе из супермаркет. Ильхана откопали и благополучно судили. Смолу одновременно, в один день, наградили и объявили выговор.
Это я к чему? К тому, что не по нашим правилам не вмешиваться в происходящее рядом насилие. Нам бывает трудно сходу определить, чью сторону занять, но вмешаться в разборки всегда считаем за честь.
Бойцы поглядывали на меня, мол, не пора ли заявить о себе ударной огневой атакой? Я следил за происходящим в прицел. С гребня огонь вели два типичных моджахеда — бородатые дядьки в полосатых чалмах, крест-накрест перетянутые пулеметными лентами. Один из них стрелял с бедра из «калаша», а второй, чуть откинувшись назад, поливал длинными очередями из пулемета. Человек, который от них удирал, закладывал крутые виражи уже из последних сил. Его ноги увязали в сухом плывущем песке, колени сгибались, а пули ложились все ближе. Я не мог отчетливо рассмотреть его лицо, но не было сомнений в том, что на нем американское обмундирование. Точнее, его базовая часть — штаны и куртка. Ни каски, ни броника, ни раскладки, не говоря уже об оружии.
Долго думать над тем, за кого заступиться, я не стал. Выбор был очевиден. Во-первых, априори мы всегда сочувствуем солдатам — своим коллегам по оружию, какую бы страну они не представляли. А во-вторых, когда двое с оружием расстреливают одного безоружного — это уже не честный поединок, а тупое мочилово. Такие приемы мы с детства не переносим. Потому мои бойцы как само собой разумеющееся восприняли мой негромкий и спокойный приказ:
— По духам, одиночными, огонь…
Мы дали залп. Смола и Остап сразу же кинулись перебежками вперед, заняли новые позиции. Духи рухнули, как подкошенные. Но вряд ли мы так удачно положили обоих первыми выстрелами. Расстояние до них — почти километр, на такой дистанции даже снайперский выстрел Удалого имеет немного шансов. Я не ошибся — духи всего лишь залегли, затаились и через мгновение открыли ответный огонь — на этот раз уже по нам. Пулемет мощно взрыхлил землю рядом со мной, обжег лицо осколками камней. Я перекатился в сторону, распластался на дне неглубокой промоины. Удалой бил редкими, выверенными ударами, но оба ствола на горе строчили не замолкая.