».
«Кто жил во Франции между двумя мировыми войнами, тому хорошо известно, с каким презрением французы относились к итальянцам. Если любой из итальянских иммигрантов, живших тогда во Франции, решил бы написать правдивые воспоминания о тех годах, то поведал бы о тяжелейших моральных страданиях и худших унижениях, каким только может подвергнуться человек».
Это первые строки из рукописи Кальчинелли, которые перевел для меня Карло. Суровые слова. И их одних достаточно, чтобы понять его выбор.
Глава 3
С началом новой мировой войны в сентябре 1939 положение итальянских иммигрантов во Франции еще больше ухудшилось. Италия сначала не участвовала в войне, но было ясно, что она поддерживает Германию. Я спросил Карло об итальянцах, родившихся за Альпами и считавшихся французскими гражданами, вынужденных выбирать сторону в той войне.
- Здесь нам поможет второй документ, - сказал Карло, передавая мне вторую рукопись, в черной папке. На каждой из ее страниц внизу стояла печать «Доброволец Франции» и подпись Стефано Зарини.
Он родился в 1925 в Нанси, его мать была француженкой, а отец итальянцем из Варезе.
Он пишет:
«Я метис, франко-итальянец, мой отец из Италии, а мать француженка. Ее девичья фамилия – Лебель, как у конструктора французской винтовки, так прославившейся в Первую Мировую Войну.
Ту проблему, которую представляло для нас смешанное происхождение, не стоит недооценивать, потому что с началом Второй Мировой Войны многие франко-итальянцы (особенно те, чьи отцы были французами) были мобилизованы во французскую армию. Многие же другие сочли своим долгом выбрать сторону Италии.
Я со своим выбором нисколько не медлил, хотя и немного сожалел о французской половине моей семьи, но моя итальянская кровь заставила отбросить все сомнения».
Я не мог найти лучшее свидетельство. После того, как 10 июня 1940 Италия объявила войну Франции, тысячи итальянцев были арестованы французскими властями и отправлены в лагеря для интернированных в Верне-д’Арьеж и Сен-Сиприен, загнаны, словно животные, за колючую проволоку. Даже итальянские эмигранты-коммунисты, такие как Тольятти и Луиджи Лонго, были отправлены в тюрьмы после заключения пакта Молотова-Риббентропа, связавшего Советский Союз и Германию.
- Французские полицейские пришли к нам домой, арестовали моего отца и устроили обыск в поисках итальянской пропаганды, - продолжил рассказывать Карло. – Но все соседи знали, что мои родители никогда не участвовали ни в каких политических движениях и делали все, чтобы считаться хорошими французскими гражданами. Дома мы говорили по-итальянски, но за его пределами только по-французски, и вели себя как безупречные французы. Мой отец догадался вызвать такси, чтобы доехать до полицейского участка. Иначе увидев его на улице, толпа могла бы линчевать его.