Наша машина притормозила на обочине, и тут же к нам кинулся один из оперативников, молоденький мальчик, раскрасневшийся от негодования:
— Мы к лейтенанту Шатрову! — опустив стекло, прокричал ему Гена.
— Да хоть к кому! — сердито крикнул молоденький опер. — Нельзя туда! Здесь ждите, если позарез!
Опустилось переднее стекло, и Шнайдер тихо спросил:
— Сынок, кого нашли?
Сопя от возмущения, парень развернулся к нему, хотел был что-то сказать и вдруг затих. Сопение понемногу утихало, дыхание становилось все более редким и спокойным. Я заворожено глядела за поединком, даже позабыв на время о цели приезда. Прошло, наверное, около минуты, парень уже стоял расслабленно, слегка нагнувшись и опираясь руками о переднюю дверь, и легко посапывал, словно во сне.
Прошло еще пару секунд, пока он ответил:
— Похоже, девчонку молодую. Но она в озере месяц лежит, не меньше, там непонятно ничего. Эксперты недавно приехали, скоро скажут.
— А как обнаружили? — все так же тихо и монотонно спросил Шнайдер.
— Подростки… два мальчишки на катамаранах катались, — теперь парень говорил быстро, словно захлебываясь словами. — И вдруг что-то на раму снизу наматываться начало. Веревка какая-то. Педали забуксовали. Они начали веревку вытягивать, а там что-то тормозит. Веревку вытянуть не удается, освободить раму тоже. Они перепугались до усрачки, решили, какая-то ловушка, п-ц им пришел, звонить родителям начали. Отец одного примчался, до катамарана добраться не может, вызвал МЧС. А те уж на катере подплыли, вытянули… мешок холщовый, к нему веревкой был какой-то груз привязан, но веревка от воды размокла и порвалась. Мешок на берег вытащили, разрезали, а там… Мне аж плохо стало.
Он на время прервался, слегка распрямился и долго смотрел перед собой остановившимся взглядом. Мы молчали, и парень заговорил снова.
— Девчонка молодая, волосы уже не голове не держатся уже, там и от головы мало что осталось, череп только… И одежда, даже не понять что, наверное, джинсы, ремень туго застегнут. Я слышал, эксперты говорили, что ее не раздевали, так во всей одежде в мешок и сунули. И сережки… там ушей нет, а сережки с камешками торчат!
Он резко согнулся вперед и уткнулся лбом в машину. Шнайдер тихо проговорил:
— Сынок, ты сейчас выпрямишься, оставишь нас тут и пойдешь к Шатрову. Скажешь, журналист приехал. Он знает, что делать.
Парень с трудом отлепился от нашей машины и, шатаясь, словно пьяный, побрел по тропинке к озеру. Я потрясенно смотрела ему вслед. Единственное, что слегка утешало — Олеся никогда не носила сережек. Она уверяла, что ее пышные локоны наматываются на них, и при каждом резком движении ей кажется, что оба уха оторвались от головы.