Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века (Осповат) - страница 135

с его двойным значением «поэта» и «прорицателя» фигурировал в горацианском эпиграфе к брошюре 1744 г. (см.: Шишкин 1983, 237–238). Параллель между классической лирикой и Псалтырью обосновывалась в «Рассуждении об оде вообще» (1734) Тредиаковского, перепечатанном в памятных Державину «Сочинениях и переводах». Суммируя опыт высокой лирики XVIII в., Державин артикулирует стоявшие за этой параллелью представления о политико-богословском союзе между лирикой и властью в деле «наставлений царям» и «просвещения царств».

V

Толкование Псалтыри как образца высочайшего воспитания подданных, соответствующего двойной роли царственного пророка Давида, было востребовано в эпоху появления «Трех од парафрастических…». Незадолго до выхода этой книжки, в феврале 1743 г., Симон Тодорский произнес проповедь в честь дня рождения наследника престола Петра Феодоровича на псалтырный стих «Праведник яко финикс процветет, и яко кедр, иже в Ливане, умножится» (Пс. 91:13). Библейское праведничество прямо связывалось здесь с политическим наследием Петра I и идеей дисциплинарной монархии:

За то тщалася злоба искоренити Давида со всем домом его: Понеже праведный сей Монарх Израильский по должности своей возлюбил благостыню, тщился искоренить неправду родную злобы сестру, со всеми злыми ее нещадками. Якоже сам о себе свидетельствует: творящия преступление возненавидех, не прильпе мне сердце строптиво, уклоняющагося от мене лукаваго не познах, оклеветающего тай искряннего своего, сего изгонях. Не живяше посреде дому моего творяй гордыню, глаголяй неправедная не исправляше пред очами моима. Во утрия избивах все грешныя земли, еже потребити от града Господня вся делающия беззаконие. <…> неправду <…> праведныи Монархи праведными своими регламентами, и милостивыми праведников защищающими указами <…> c целаго государства вон за пределы изгнати сильны (Кислова 2009, 320).

Языком Псалтыри очерчивался двойной авторитет монархии, основывающей политическое господство на заповедях священной нравственности. В приведенном отрывке Тодорский цитирует 100‐й псалом, входивший со времен Феофана в чин коронации. Подобно обер-гофмейстеру Миниху, Тодорский усматривал в этом псалме установленные «праведным монархом» начала общественного порядка.

Вместе с другими гомилетическими и наставительными текстами этого времени проповедь Тодорского составляла жанрово-тематический фон для поэтических прочтений Псалтыри в «Трех одах парафрастических…» и панегириках тех лет. В сочиненной летом 1743 г. оде на тезоименитство наследника Ломоносов, вслед за Тодорским, варьирует стихи 91‐го псалма и превращает их в пророчество об успешном царствовании Петра Феодоровича: