Академии создавались в Европе для того, чтобы подчинить «науки» интересам двора и обратить их в источник политического престижа (см.: Gosman 2005). Уже петровский дипломат Матвеев обращал внимание на Французскую академию: «<…> ныне государствующей король, под свое защищение ее взяв, из многих знатных ученых особ сложил тое, в особом призрении и чести содержевая оную» (Матвеев 1972, 218). Этим же идеалом руководствовался Шувалов. Содружество государства и словесности, которое ему так и не удалось воплотить в особом учреждении, вновь и вновь провозглашалось в публикациях, входивших в сферу его неформального, но значительного влияния. В сумароковском стихотворении 1755 г., как и в послании Горация, картина литературного быта отправляется от политико-панегирического языка: римский поэт упоминает «Августа действа», «войны» и «миры», которые заставят «позднейший век дивиться», а русский стихотворец прочерчивает символическую генеалогию империй, ведущую от Августа и Людовика XIV – эталонов государственного покровительства литературе – к Петру и Елизавете.
Сходная культурно-политическая риторика использовалась и в журнале «Полезное увеселение», который издавался по воле фаворита при состоявшем под его началом Московском университете. «Полезное увеселение» редактировал асессор университета Херасков, и поэтому оно обычно рассматривается как журнал «херасковского кружка» (см. авторитетную работу: Берков 1952, 129). Хотя Херасков, по всей видимости, пользовался определенной свободой при формировании редакционного портфеля, его редакторскую политику стоит оценивать на общем фоне издательской программы университета, определявшейся Шуваловым. В свое время Гуковский уверенно утверждал, что связь «Полезного увеселения» с университетом была «номинальной», и предполагал далее, что сам Херасков, «поэт и глава обширной группы писателей», предложил своему начальству «проект издания университетского журнала» (Гуковский 1936, 20, 204). Опубликованные с тех пор университетские документы опровергают эту гипотезу. «Полезное увеселение» стало выходить в 1760 г. в результате более чем двухлетних настояний Шувалова (первое сохранившееся упоминание о будущем журнале датируется июнем 1757 г.; см.: Пенчко 1960, 58, 308). Решение университета объяснялось тем, что «его превосходительству желательно, чтоб в университете начали печататься периодические листы» (Там же, 113). В конце 1761 г. университетская конференция констатировала, что издание журнала по плану Шувалова «представляет большие затруднения», но соглашалась помогать Хераскову с выпуском, если фаворит «сочтет это нужным» (Там же, 225). Сочинения, отбиравшиеся для публикации в журнале, судя по всему, проходили «опробацию» Шувалова. Он предполагал самолично подыскивать для «периодических листков» труды «здешних», то есть петербургских, авторов (см.: Там же, 58, 62, 72); вероятно, именно Шувалов направил в журнал переводы из Руссо.