Почтить ли токи те кровавы,
Что в Риме Сулла проливал?
Достойноль в Александре славы,
Что в Аттиле всяк злом признал?
За добродетель и геройство
Хвалить ли зверско неспокойство
И власть окровавленных рук? <…>
Издревле что об вас известно,
О хищники чюжих держав?
Желанье в мире всем не вместно,
Попрание венчанных глав,
Огня и трупов полны стены,
И вы – в пару кровавой пены,
Народ, пожранный от меча <…>
(Ломоносов, VIII, 662–663)
Топику и фразеологию переложения оды Руссо предвосхищают уже ломоносовские строки 1757 г. о нападении прусского короля на Саксонию:
Царям навергнуть тщится узы
Желание чужих держав.
(Там же, 635)
Антимилитаристская риторика, на которой строится ода Руссо, была востребована в европейской публицистике Семилетней войны. В 1756 г. Воронцов пересылал русскому представителю в Париже переведенное Ломоносовым язвительное послание Вольтера к Фридриху о военных событиях:
Европа вся полна твоих перунов стоном <….>
Необузданнаго гиганта зрю в тебе,
Что хочет отворить путь пламенем себе,
Что грабит городы и пустошит державы,
Священный топчет суд народов и царей,
Ничтожит силу прав, грубит натуре всей.
(Там же, 616–617, 1057–1058)
Одному из антипрусских памфлетов 1757 г. «о происшествиях нынешней войны» были в качестве эпиграфа предпосланы стихи Вольтера 1741 г. о вторжении Фридриха в Силезию:
Vers les champs hiperboréens
J’ay vu des rois dans la retraitte
Qui se croyoient des Antonins;
J’ay vu s’enfuir leurs bons desseins
Aux premiers sons de la trompette.
Ils ne sont plus rien que des rois,
Ils vont par de sanglants exploits
Prendre ou ravager des provinces.
L’ambition les a soumis.
[В гиперборейских землях
Я зрел королей на покое,
Которые считали себя Антонинами.
Я зрел, как их благие намерения
Бежали при первых звуках трубы.
Теперь они только короли:
Совершая кровавые подвиги,
Они захватывают или грабят области.
Честолюбие поработило их.]
(Voltaire 91, 445, D2444; TKC 1757, 912)
В оде Руссо обличение «зверска неспокойства» отправляется от идеализированного образа монархии, воплощенного в фигурах римских императоров Августа и Тита (Ломоносов, отступая от традиции, именует его «Веспазианом»):
Одне ли приключенья злые
Дают достоинство Царям?
Их славе, бедствами обильной,
Без брани хищной и насильной
Не можно разве устоять?
Не можно божеству земному
Без ударяющаго грому
Своим величеством блистать? <…>
Кого же нам почтить Героем,
Великим собственной хвалой?
Царя, что правдой и покоем
Себя, народ содержит свой;
Последуя Веспазиану,
Едину радость несказанну
Имеет в щастии людей,
Отец отечества без лести,
И ставит выше всякой чести