Решение принято. Иду на перехват. Хорошо, что скорость моей «чайки» больше чем у тех трехмоторных «Юнкерсов». Не быстро, но мы их нагоняем. Блин, город уже начинается внизу под нами. Не успеваю. Придется атаковать сходу. Сзади. Я то сначала хотел зайти на эту группу немецких бомбардировщиков спереди, как мы это сделали в первой атаке. Но не успеваю. Их надо атаковать уже сейчас. Пока под ними не появились густонаселенные кварталы Мадрида. Открываю огонь с дальней дистанции. Заднего бомбера я, кажись, пометил своими пулями. Уж слишком шустро тот начинает сбрасывать свои бомбы при этом. Но летит дальше и даже не дымит. Если я в него и попал, то ничего важного там не повредил. Перехожу к другим немецким бомбовозам. Стреляю длинными очередями на расплав ствола, матеря мелкий калибр своих пулеметов. При этом стараюсь водить носом своего истребителя так, чтобы охватить наибольший сектор стрельбы. Чтобы как можно больше врагов попало в зону обстрела. Видимого эффекта я не ощущаю. Если я там во что-то и попадаю, то фатальных повреждений не наношу.
Ан, нет! Вижу! Вот еще один бомбардировщик противника начинает освобождаться от своих бомб. И еще один. И еще. И еще. Если я в них не попал, то точно смог напугать. Экипажи бомбардировщиков очень не любят, когда в них стреляют. У них срабатывает условный рефлекс. Сбросить бомбы и уйти домой на свой аэродром. Итальянцы вот также себя ведут под обстрелом. Не любят они такого риска. Как, впрочем, и немцы. И их можно понять. Я сегодня сам увидел, что бывает с бомбардировщиком, подорвавшимся на своих бомбах. Страшная смерть. Для всех, кто наблюдает за этим со стороны. Поэтому неудивительно, что пилоты немецких и итальянских бомбовозов спешат сразу же избавиться от своего смертоносного груза при атаке истребителей.
Но свои бомбы сбросили не все самолеты противника. Переднее звено из трех машин все еще упрямится и летит к городу. Матеря их на все лады, я вхожу в зону огня оборонительных турелей вражеских бомбардировщиков. Резко маневрирую, сбивая прицел вражеским стрелкам. Если бы у меня было время, то я бы сюда не сунулся. А сделал бы все по-умному. Обошел бы стороной эти, бомбовозы, ощетинившиеся пулеметами. Подальше. Чтоб не достали. А потом бы спокойно зашел на них в атаку. Спереди и снизу. Как в первый раз. Вот тогда мне атаковать понравилось. Как в тире. И никто по тебе не стреляет в ответ. Но сейчас я рвусь вперед, мимо тех немецких самолетов, что уже сбросили свой смертоносный груз и теперь отворачивают назад. И эти гады, которых мы сейчас, совершенно, не трогаем. Лупят по нам с Колей изо всех своих стволов. Которые смогли развернуться в нашу сторону. И попадают же, собаки арийские. Не часто, но попадают. Моя «чайка» содрогается от таких попаданий. И я, буквально, чувствую ее боль. Но страха нет. И это у меня. Спокойного и интеллигентного человека, который когда-то гордился своей толерантностью и миролюбивостью. Сейчас адреналин бурлит в моих венах на запредельном уровне. И смерти нет!!! Наверное, так себя чувствовали когда-то воины викингов? Которых называли берсерками. Впадая в боевой транс, они могли вот также бесстрашно сражаться пока их не убьют. Ничего не боялись и не отступали в панике. А Коли рядом со мной уже нет. Его «чайка» оставляя дымный след ушла куда-то вниз. Что там с ним случилось? Я не знаю. И сейчас мне не до того. Я должен любой ценой сбить или заставить сбросить бомбы эти три вражеских бомбардировщика.