Келемен усиленно тер глаза руками.
Мишенька хитро улыбался. Он сделал жест рукой, который можно было понять не иначе как: путь свободен! Можно идти!
«Что же с Бубиком! Где он?» — мелькнуло у меня в голове.
— Товарищ Бубик! Яни! — закричал я и выскочил в коридор.
Бубик, живой и невредимый, стоял внизу у самой лестницы, а у его ног поперек ступенек неподвижно лежал ключник.
— Что вы там делали? Из пушек, что ли, палили? — Бубик сокрушенно покачал головой. — Дверь прямо с петлями вырвало!.. А этого негодяя я голыми руками уложил… на пол. — Сказав это, Яни снял с себя брючный ремень и, перевернув ключника на живот, связал ему руки за спиной. — А теперь, — продолжал он, выпрямившись, — можно посмотреть, что там делается наверху.
Я примерно догадывался, что ничего хорошего мы наверху не увидим, но то, что предстало перед нашими глазами, было отвратительно: это были жуткие останки двух гитлеровских офицеров и одного гражданского, изуродованных взрывами четырех гранат.
Мишенька, повесив автомат на шею, остановился на винтовой лестнице и внимательно смотрел вниз.
В коридоре послышались шаги. Это прибыли майор Головкин и с ним два солдата. Оказалось, что взрывы гранат услышали даже в комендатуре, вот майор и прибыл в замок, чтобы узнать, что тут за баталия разыгралась.
Мишенька доложил по всем правилам.
Выслушав его доклад, майор обошел комнаты, поднялся по потайной лестнице на второй этаж и осмотрел его. Потрогал одежду в шкафу, заглянул в тумбочку у окна, а затем, отряхнув руки, протянул правую Мишеньке и коротко сказал:
— Хорошо.
Затем он подошел ко мне, обнял и поцеловал, уколов мою щеку своими усиками.
— Молодец, начальник! — улыбнулся он. — Теперь я вижу, что ты не растеряешься и в трудной обстановке. — Майор угостил меня папиросой, а потом что-то быстро сказал Келемену.
— Знаешь, что говорит товарищ майор? — начал переводить мне Келемен. — Он дарит тебе автомат!.. Он говорит, что ты его заслужил, что теперь он тебе не помешает…
— Да-да, — закивал Головкин. — Только не вздумай палить из него куда попало!
Майор впервые назвал меня на «ты». Я хотел спросить у Келемена, как мне теперь называть Головкина, но не время и не место было для таких расспросов, тем более что ключник пришел в себя и начал стонать.
Мы подняли жалюзи в большом зале. Бубик усадил еще не совсем пришедшего в себя Лацко на стул.
Головкин пододвинул стул и сел. Он задавал ключнику короткие, но ясные вопросы. Поинтересовался, что за люди были в замке, чего они хотели, что здесь делали и почему он, Лацко, скрывал гитлеровских офицеров.