Перед самым рассветом, когда я немного задремал, со стороны центральной улицы села забили автоматические зенитные пушки.
«Ладно, пусть бьют, — мелькнуло у меня в голове. — По крайней мере, не усну. За последние дни гитлеровцы совсем обнаглели, не мешало бы их как следует проучить».
Со стороны кладбища и с противоположной окраины села тоже били советские зенитки.
Бубик беспокойно заходил по комнате. Опустив низко голову и засунув руки в карманы, он бормотал себе под нос что-то непонятное. Густые черные волосы на правой стороне головы всклокочены и торчат во все стороны: видимо, он спал на правом боку.
Я смотрю на него и думаю: «Ну и крепкий же парень! Последние дни, можно сказать, не выпускает оружия из рук и без устали носится по всему селу: то устраивает на ночлег подразделение советских войск, двигающихся в сторону фронта, то рыскает в поисках провизии для сотрудников полиции, то добровольно помогает Пиште Тоту ловить по окрестностям беглых нацистов, которых в последнее время становится все больше и больше. Многим из них, переодетым в гражданское платье, удается выскользнуть из окруженного советскими войсками Будапешта. От их прежнего нахальства не осталось и следа: они сразу же стали льстивыми и, прикидываясь этакими овечками, врут без зазрения совести, стараясь выдать себя за мирных немцев, которые не надевали на себя военную форму и живут в области Толна, Баранья и Комаром. Однако ни гражданской одеждой, ни слащавыми фразами нас не проведешь. Мы их обыскиваем, приказываем до самого плеча обнажить левую руку и если там находим татуировку с указанием группы крови (татуировка есть у всех нацистов), то немедленно передаем таких в советскую комендатуру, откуда их направляют в ближайший лагерь для военнопленных.
Только за несколько дней нам удалось обнаружить сто тридцать переодетых эсэсовцев. Позавчера, например, мои люди задержали недалеко от села на опушке леса белокурого молодого человека с нежным, почти девичьим лицом. На вопрос о том, кто он такой, неизвестный предъявил удостоверение сотрудника Красного Креста.
Нам он показался подозрительным, и мы обыскали его. И что же? Бубик вытащил у него из кармана пистолет, какими были вооружены нацистские офицеры. Стали смотреть дальше и, разумеется, нашли татуировку. А затем, обнаружили у него двадцать семь золотых обручальных колец. Вот тебе и «брат милосердия»!
До этого нам приходилось ловить переодетых нацистов, карманы которых были набиты награбленными часами. У других на шее болтались по нескольку массивных золотых цепочек. Попадались и такие, которые наматывали себе на туловище десятки метров шелка, а у одного эсэсовца отобрали сто десять пар шелковых чулок.