Спустя неделю мы познакомились ближе с капитаном Татушиным. Он получил пополнение, и батальон был снова укомплектован. Мы к тому времени тоже обзавелись бричкой, на которой разъезжали в случае необходимости. Однажды мы ехали проверять один дальний пост. У железнодорожного шлагбаума к нам подошел здоровенный казак с густой шевелюрой. Довольно долго он разглядывал нашего трехгодовалого гнедого.
— Послушайте-ка, — начал он, — наш капитан давно хотел заполучить себе вот такого гнедого. Давайте меняться: я вам за него двух серых лошадок дам.
Родан откинулся на спинку сиденья и сказал казаку:
— Дружище, не скрою, у меня тоже иногда бывают заскоки. Но не такие.
— Я не понимаю, о чем ты…
— Пять дней назад вот на этом самом месте один начальник подобными же сказками выманивал у меня лошадь. Он тоже обещал отдать мне взамен две. Я его ждал до самой темноты, но так и не дождался. Не ваш ли человек был тот разбойник? Уж больно похожие сказки вы оба рассказываете!
Казак рассмеялся:
— Одурачили, значит, тебя?
— Да, но только в первый и последний раз.
— Братишка, среди нас таких людей нет! Наш капитан их терпеть не может.
— Ваш капитан?
— Если бы ты знал капитана Татушина, тогда бы так не говорил.
— Татушина? Да мы его знаем! Однако сначала я хочу поглядеть на твоих серых.
— Значит, меняемся?
Надежда, что он сможет доставить Татушину радость, сделала казака более любезным. Следуя впереди, он привел нас в конюшню, переоборудованную из деревянного сарая, в которой стояло несколько лошадей. Казак предложил нам выбирать. Мы показали на двух лошадок.
— Вот эту берите.
— Одну?
— Нет, дам и другую, но эту обязательно возьмите, не лошадь, а огонь.
Он сказал это с такой убедительностью, что мы согласились. На этом обмен закончился. Вдруг из дома вышел сам Татушин. Увидев нашего гнедого, он так обрадовался, что никак не хотел отпускать нас без угощения.
— Никуда вы так не поедете, — сказал капитан, затаскивая нас к себе. — Выпьем за сделку, тогда и отправитесь. Мишенька, давай-ка побыстрее обед, неси на стол большое блюдо с жареным мясом.
Глядя на приветливого, чуть заспанного капитана, я снова с некоторым недоумением подумал: «Так это и есть самый лучший офицер дивизии?» Круглое полное лицо его не выражало ни холодной расчетливости, ни хитрости, ни безумной храбрости — словом, ничего такого, что бы свидетельствовало о его исключительности. Приветливое лицо здорового человека — и только.
Во время обеда мы обменялись всего лишь несколькими словами. Мишенька налил нам в стаканы с чаем какой-то вонючей самргонки, чем, собственно, только испортил чай. У Родана даже глаза на лоб полезли, он закашлялся и достал платок, хотя обычно любой алкогольный напиток пил с удовольствием, в том числе и такие, которые никто из нас не отваживался пить. Наше молчание, казалось, нисколько не смущало капитана. Слегка прищурив глаза, он по-дружески смотрел на нас, словно этот его взгляд должен был вполне заменить собеседника. Неожиданно, словно озаренный какой-то мыслью, Татушин показал на рояль, стоявший в углу комнаты: