— Спасибо за танец, это было чудесно!
— О, не стоит, я просто держался за тебя, боясь упасть!
— Мы уже на «ты»?
— А ты против?
— Но мы даже незнакомы!
— Ярослав!
— … Ирина! Ярослав, ты так классно танцуешь, что у меня от тебя до сих пор кружится голова!
— Пф-ф-ф, это должны были быть мои слова, но ты отдавила мне все ноги, поэтому комплимента не будет!
— Что?!? Да я с пяти лет вальс танцую!
— Сожалею твоим партнерам!
— Ах, ты… Хам! Мужлан!!!
— Ты так очаровательно сердишься! Еще один танец?
— Не дождешься! — топнула ножкой и ушла с гордым видом.
Ну, и, слава Всевышнему, чем меньше контактов с Юсуповой, тем меньше проблем в будущем. Неизвестно, как еще на меня в новом качестве ее старшая сеструха отреагирует.
— Да ты просто мастер комплиментов! — подколол Куракин, подойдя ко мне.
— Андрюха, нельзя давать садиться женщинам себе на шею. Сказал ей гадость, а дальше она решает, терпеть такое к себе отношение или нет. Если терпит, значит ты — главный. Мой девиз: доминируй, властвуй, унижай!
— Слава, ты, конечно, резкий пацан с улицы. И кредо у тебя интересное, но, смотри, не ляпни такое в присутствии Сиятельств или Высочеств. Не посмотрят, что одаренный, язык враз укоротят!
— Эх, Андрюха, нельзя казаться, надо быть! Корче, мне похую. Ну, а ты как? Опять сейчас пойдешь плясать под женскую дудку?
— Слава, интеллигентные люди вместо «похуй, пляшем», говорят «пренебречь, вальсируем»!
Глава 24. Бал. После полуночи.
— Алло, Михаил Иванович? Ваша жена вчера напилась на корпоративе.
— Не может быть! Она же в рот не берет!
— И опять вынужден вас огорчить…
* * *
Часовая стрелка перевалила за двенадцать часов, и сказка закончилась: карета превратилась в тыкву, а наряд — в костюм трубочиста. Нет, фрак так и остался на мне. Я неожиданно оказался в вакууме: после танцев с Лопухиной и Юсуповой как отрезало. Никто из девушек больше не стремился со мной танцевать. Молодые светские львицы объявили мне бойкот. Мне-то, по большому счету, пофигу эти бури в песочнице, но бросаемые в мою сторону злорадные взгляды кадетов и пажей, когда они совсем рядом подхватывали приглашающих на очередной танец одаренных дворянок, бесили.
— Что, Слава, скучаешь? — опять подколол Куракин.
— Еще не утро, дай человеку освоиться в нашем гадюшнике, — поддержал меня Разумовский.
— Пацаны, все ровно. Наш противник получил отпор и взял время на перегруппировку.
— Ну-ну, смотри, стратег. Как бы тебя вообще не перестали в будущем замечать. Читал такую книгу про одаренного: «Человек-невидимка»?
— Андрюха, нет, не довелось. Я все больше по стихам да по песням. Сам-то не боишься стать невидимым? Ты сейчас со мной общаешься, смотри, а вдруг это заразно?