Мой доброжелательный тон почему-то не понравился Андрею Борисовичу.
— Как я вам его дам? Я здесь, а телефон дома, — обиделся он.
— Я имею в виду сотовый, — немного растерялась я. — Вам ведь на сотовый звонили?
— Я не держу сотового, — еще более обиженно произнес он. — У меня нет времени постоянно отвечать на глупые звонки.
— А-а… а как же? Как же вам звонили?
Рестаев одарил меня таким взглядом, что не осталось сомнений — если здесь кто и «тормозит», то это я.
— Неужели непонятно? — с видом великомученика продолжил он. — Я принципиально не пользуюсь всеми этими новомодными гадостями, и мобильным телефоном в том числе. У меня есть домашний телефон, и этого вполне достаточно. Все, кто со мной общаются, знают, что примерно с двух до пяти я дома. Кто хочет со мной связаться, звонит в это время.
— А, значит, вам звонили на домашний телефон, — зачем-то уточнила я очевидное. И добавила: — Причем звонил человек, которому известны ваши привычки.
— Ему многое обо мне известно. — Теперь в голосе режиссера явственно слышалась горечь. — Судя по тому, что он говорит… или она? Хотя, наверное, все-таки мужчина, потому что выражения такие… не представляю, чтобы женщина позволяла себе такие вульгарные обороты.
— А на домашнем телефоне определителя номера, насколько я понял, у вас нет, — без особой надежды поинтересовался Александр Сергеевич.
— Я консерватор, — гордо откликнулся Андрей Борисович. — У меня аппарат старого образца, даже не кнопочный, а дисковый. Не думаю, чтобы к нему можно было подключить нечто подобное.
— Подключить-то, положим, можно… — пробормотал Гоша. — Но это половина дела.
— Почему? Ведь, если вы узнаете номер телефона, то сможете сказать, кто его владелец! Для вас это не сложно, правда? На самом деле у меня даже есть некоторые предположения: один господин, например, из министерства культуры… у нас с ним отношения не сложились. И еще с телевидения дама, абсолютно бесцеремонная особа. Хотя трудно себе представить, что даже они способны на такую гнусность.
— Скорее, это кто-то из более ближнего круга, — качнул головой шеф. — Из театра.
— Как это — из театра? — опешил Рестаев. — Да вы что? Да мы же… это ведь, как семья, как родственники близкие…
— Вот и я о том же, — скучным голосом подтвердил Баринов. — В семье ведь всякое случается. Кстати, никого из родных своих вы, как я понял, не подозреваете. Нет, я не говорю, что это кто-то из них, — перебил он собравшегося было возмутиться режиссера. — Но учитывать такую возможность надо. Так что подумайте, пожалуйста.
— Я отказываюсь даже обсуждать возможность того, что кто-то из близких мне людей может быть причастен к этому… к этой гадости!