Она сцепила руки за спиной, чтобы скрыть дрожь.
— Простите, ваша светлость, — тихо произнесла Мартиса. — Я не понимаю.
Скрип пера прорезал тишину, так как Камбрия вернулся к работе над стопкой лежащих перед ним документов.
— Что тут непонятного? — ответил он, даже не поднимая головы. — Мне предложили за тебя цену, от которой я не смог отказаться. — Последнее он произнёс кислым тоном. — Ты сегодня же соберёшь свои пожитки и покинешь поместье. Один из моих слуг отвезёт тебя в Ивеньи. Остаток пути проделаешь с караваном. Камень души уже у твоего нового хозяина.
Мартиса упала на колени. Её камень души в руках неизвестного. Она хотела освободиться от рабства Камбрии, но не при таких обстоятельствах.
Её голос дрогнул:
— Пожалуйста, господин. Умоляю вас, позвольте мне остаться. Ашер — мой дом. Безусловно, я все ещё могу быть вам полезна.
Камбрия обмакнул перо в маленькую чернильницу, ничуть не тронутый мольбой.
— Теперь у тебя другой дом, и я всегда могу найти слугу с такими же навыками, как у тебя. Может, не такого сообразительного, но достаточно умелого, чтобы справиться с поставленными задачами. — Он наконец поднял взгляд, и на его морщинистом лице отразилось раздражение. — Я занят, Мартиса. Собери пожитки и убирайся отсюда.
Еле поднявшись с колен, Мартиса неуклюже поклонилась и пятясь вышла из комнаты. Охваченная страхом перед неизвестным будущим, она направилась в коморку, которую делила с одной из служанок Делафэ. В комнате было душно. Даже лёгкий ветерок, проникающий через открытое окно, не спасал от жара полуденного солнца. Сегодня боги даровали ей маленькую милость. Никто не стал свидетелем её беззвучных рыданий.
Она сидела на краю узкой кровати и невидящим взглядом смотрела на кусок голубого неба в клетке окна. Не считая бесполезных лет в редуте Конклава, Мартиса большую часть жизни провела в Ашере. Она знала ритм здешней жизни, даже главного дома. Как старый петух кукарекает перед восходом солнца и год за годом избегает топора Бендевин. Как скрипят и трещат балки в летний полдень, когда садится солнце и остывает воздух. Как во внутреннем дворе распевают женщины под ритмичные шлепки по мокрой шерсти.
Многие слуги знали Мартису с детства, и хотя некоторые считали рабыню недостойной их внимания, всё равно эти люди были знакомыми, привычными. Она будет скучать по ним так же сильно, как и по тем, с кем успела сдружиться. Даже если бы Мартиса обрела свободу, то всё равно попросила бы остаться. Она любила Ашер и просто мечтала о праве уйти, если захочется. Она все ещё рабыня, но теперь у неё даже нет права остаться. Она встала и начала вытряхивать содержимое маленького сундучка, стоявшего у изножья кровати.