– Мне бы очень хотелось, чтобы ты могла увидеть себя со стороны, как тебя вижу я, – говорит мамочка, не выпуская моей ладони. – Ты и так у меня идеальная, ровно такая, какая есть. – Она протягивает руку и приглаживает мне волосы. Кудри у нас у обеих неукротимые. – Ты у нас такая же особенная, как и все остальные.
М-да? Опускаю взгляд на свою ладонь – ну прямо как новая; поднимаю глаза на маму/
– Ты только что вылечила мне руку своей арепой с сыром.
Мамочка смеётся, качает головой.
– Да нет же, я только что вылечила тебе руку своей любовью! – И она притягивает меня к себе. Ну здорово, осталось только на коленки посадить. Мне вообще-то пятнадцать! – Любовью к своей дочуле, с её замечательными идеями...
– Ох-х-х... Начинается! – Пытаюсь увернуться.
– ...с её огромным сердцем...
– Ну мам!
– ...с моднявыми очками!
– Бу-э! – И мне остаётся только отплёвываться, потому что она умудряется ещё и влепить мне в щёку жирнющий поцелуй.
Она отступает немного и внимательно смотрит на меня тёмными и бездонными глазами.
– Ах, – вырывается у неё. Точно она пытается и никак не может меня понять. – Люблю тебя, моя милая.
Знаю, что любит, но я же уже не ребёнок. Скидываю с себя её объятия.
– Я видела то, что я видела.
Мамочка вздыхает и качает головой. Вытирает руки о кухонное полотенце.
– Мира, ты знаешь, ведь Бруно, мой брат, он так уже отошёл от семьи. – Она протягивает руку и заправляет мне за ухо выбившийся локон. – Не хочу, чтобы и с тобой такое случилось. Иди-ка ты лучше поспи. Утро вечера мудренее.
Но я точно знаю, что не изменю своего мнения. Просто не могу.
* * *
Все дружно веселятся в джунглях у Антонио, а я тащусь к себе в детскую. На вечеринке я буду всем только мешаться. Открываю дверь... Никогда ещё детская не казалась мне такой обычной. Даже после моих жалких попыток хоть как-то её украсить, все эти вышивки, рисунки – всё это просто убого. Но, чёрт, трещины были не воображаемые. И как свеча таяла, мне не привиделось. Я видела это, видела своими глазами.
Забираюсь в кровать – только ведь сама знаю прекрасно, что не засну, как бы там мамочка ни увещевала. Какое там спать, с таким роем мыслей. Эти трещины, они должны были что-то значить. Что-то плохое.
Откидываю одеяло, вылезаю из кровати. «Уи-и» – скрипнула дверь в коридор; всматриваюсь в окно через патио напротив – окно бабушки, в котором горит свеча. На цыпочках покидаю комнату, крадусь по галерее к тому окну и по пути провожу ладонью по стене... Гладкая. Никаких трещин.
Дзинь. Дза-дзинь.
Ага, вот уже и бабушкино кольцо слышно, значит, я близко. В окне, в тусклом сиянии волшебной свечи видно самого дедушку. Она расхаживает по комнате, и ключи с брелоками у неё на поясе позвякивают при каждом шаге. Комната обставлена очень просто, кровать спартанская. У всех остальных неведомые причуды, как у Антонио, а у бабушки только основное – никаких излишеств. Мебель староватая, покрывало потёртое. Порой думаю, может, это те самые вещи, которые у неё были с собой, когда она впервые вступила в Энканто... Что за звуки? Она кашляет? Или просто как-то странно вздыхает?.. По лицу ничего не понятно. Никогда не видела у неё такого выражения. Щурюсь как следует и – тут до меня доходит: она плачет. Гордая, сильная, выносливая бабушка из рода Мадригаль – плачет! Чёрт, это не к добру. Оп – бабушка схватилась за медальон на цепочке, открыла откидную крышку. Внутри, кажется, мелькнуло бесцветное изображение моего дедушки.