— А зачем ты в Ростов едешь?
— Да так, Вик. По работе.
— По делам партии?
— Ну да.
— А. А когда приедешь?
— Постараюсь завтра.
— Приезжай завтра.
— Как получится. Если справлюсь до вечера, то завтра и приеду. Если не справлюсь, то задержусь. Ага?
— Ну…
— Ну, скажи что-нибудь.
— Что?
— Не знаю. Ты же сам должен знать, что мне сказать?
— Что мне сказать?
— Ну, ты же сам знаешь?
— Не знаю.
— Не может быть.
— Ладно, Вик. В автобусе шум…..
— Нет, ты меня не любишь.
— Почему? Конечно, люблю.
— Вот, ты это и сказал.
— А, ты именно это имела в виду?
— А ты думал, что-то другое?
— Нет. Я знаю, что ты имеешь в виду.
— Тебе это не нравиться?
— Нет, нравится. Я тебя люблю.
— Правда?
— Разве ты не веришь?
— Не знаю.
— Если ты не знаешь, значит, ты сама не уверена, точно ли ты меня любишь. Ты еще с меня спрашиваешь.
— Значит….
— Ладно, Вик, пока.
— Ну, пока.
— Пока.
— Пока. Что, так и поговорили?
— Да, нет. Хочешь, еще поговорим.
— О чем? — она оживилась.
— Не знаю.
— А сколько у тебя денег сейчас, Валер.
— Вот, началось!
— Валер, как только я начинаю говорить о деньгах, ты тотчас меняешься.
— Я не люблю деньги.
— Но ты же сам говорил, что ты любишь деньги!
— Нет, я не люблю деньги. Мне чужды деньги! Вик, это просто работа.
— Нет, ну ты — мужчина, тебе проще. А мне нужна косметика.
Наблюдатели знают женщину наизусть. Профессиональные наблюдатели могут описать этот аспект экзистенса с разных сторон. Почему из ребра? Потому что ребро — это единственная кость, в которой нет мозга. Хотя женщину можно было создавать и из какой-нибудь мелкой косточки. Природа определила женщине роль хранительницы очага, а мужчине — охотника за мамонтом. Вот и рамсит она, тащит меня в очаг, хочет запихнуть меня себе в лоно, и толкать, толкать, чтоб никакие части тела наружи не торчали.
Дизель «Икаруса» хохотал, словно какой-нибудь черт, сбежавший из картины Иеронима Босха. Пассажиры колыхались, словно цветы, нюхающие пыль. В Индии, безусловно, с автобусами все было гораздо хуже. В Колумбии. Демьян бы сказал так: «В Индии, бл-я-я-ядь! В Колумбии, нахуй!» Но Демьян не был мыслителем. Он был обычным, классическим босяком, случайно попавшим на бал. Он был крысой. Он крысил все у своих товарищей, он крысил из дома добро, заработанной его матерью. Ему было 29 лет, и он был «бос-сяк». И я прекрасно сознавал, как загремело бы ломающееся дерево Петра в случае поражение. Все бы плевали. И Демьян был бы первым, кто повернулся задом. Но он бы этого не показа. «Братан, давай бухнем!» — предложил бы он. — «Только у меня денег нет. Давай бухать за твой счет». Если Петр ему нальет, он будет настоящим другом. Вот только, напившись, он скрысит часы. Это — классика жанра. В жизни почти нет высот. Если вы видите человека в дорогом костюме, то прежде всего, стоит думать — это такой же, как я, человек, но случайность привела к тому, что его костюм дороже, чем мой. Петр скажет грубее: человек недалек от обезьяны. Итак, мы видим обезьяну в дорогом костюме. Но Иван, Марья, они встанут на колени и отсосут, потому что это есть инстинкт, и это есть интерполированные рабо-господские отношения. У Петра раньше никогда не было денег. Теперь они есть, но это — наши деньги, и он не имеет права тратить их направо и налево. У него нет девушки. (Может — Club?). В свое имя Юнг писал: «А что будет, если Гитлер женится»? Но я говорю это лишь для того, чтобы понять значение личности лидера. Или — сверхлидера, который способен на нечто большее, чем обычный лидер. И во что выльется эта сила, никто не знает.