А потома наши шли. Ну, думаю, Ваня если узнаит, убье. А Ганс по своему цмыкает — цмык, цмык. Я думала, он хочить минэ в Гирманию-то забрать. А усе усэ. Уезжают нимцы. Засуетились. А Фридрих, видать, Ганса нет, то же жь ко мне, мол, поихалы со мною. Он ужо в миня влюбился, даже добрый быв. Он же жь видел, какие деньги в деревне. Нимцы-то хотели нам марками получку дать, а потом чо то пердумалы. Видют, что мы палочками получку-то получаем, и ничо, никто не возмущается. Кажут, и хер с вами, хай палочки свои и едять. А я говорю Хфридриху — чай мамка меня с тобой не отпустит. Молодая я. А он — цмык, цмык, по-своему хотит сказать, что мол, чиво тебе здесь дилать. Ваши мол придут. Еще больше работать будете. А в Германии, мол, диньги получать будешь. А я хоть б и молода была, поняла… Куды он мине с собой возьмет? Там мужики одни, и он со мной попрется. Да они тики гульки со мной справят, чи шо. А потома Ганс пришел, мол, идэ. Ну, идэм. Он тики бледный. Видно, всэ. Уходють. Они эще думали, что придуть. Ну, на сеновал мене зовет. А я говорю — ну сэ, сэ, Ганс, довольно. Идэ, говорю, прощай. Ну, он минэ обнял, как родную и пошел. А потома наши пришли, я уже всэ — стала Ваньку-то ждать… А щас-то чо, по тилику чо тики не говорят. Как глянишь…
Мы выпили. Пьяная эта речь воспринималась нами как само собой разумеющееся, да и пацаны и привыкли — Ламборджини в их дела не особо лезла, позволяя делать на блатхате все, что в голову влезет. Также она, старая, была любимой фигурой в жизни Вовы Автояна. Он частенько к ней заходил, пиво брал и жизнью делился. Может, у них общая душа была? Они были соединены. Впрочем, здесь не было ничего странно — Володя ведь был продуктом лошения. Дома у него не было никаких прав. Ему было 25 лет. Если он был дома, а родители — нет, то приходу их он был обязан встретить «папиков» стоя смирно у двери. Все косяки жестоко наказывались. Как говорил Петр, «родители Володю ебут». Он курил по регламенту. Работал там, где ему разрешалось. О том, чтобы завести себе девочку, речи пока не было. Впрочем, раньше у него была подружка — в толпе у нее было прозвище Оля Потная. Она жила на квартире, где не было горячей воды и ванны, вместе со студенткой медвуза по прозвищу Ира Нос (что было связано, разумеется, с ее носом) и все свободное время смотрела телевизор и потела. Родители Володю Олю Потную признавали. После расставания же все круто изменилось. «Мамик» говорил, что «нужно подождать пару лет», а уже потом можно встречаться. «Но лучше сразу найти невесту. В остальном, Вова был хорошим и добрым — он постоянно всех угощал пивом местного разлива.