– Завел свою волынку, – перебила Галочка. – Ну и живи один, без паразитов. Что за комплекс у тебя, что все твою кровь сосут. Ты что, не уверен в себе?
– А мне кто-нибудь говорил слова любви? Живу хуже собаки. Всех кормлю, благодарности никакой.
– Кто ж ее требует насильно?
Голоса опять замолчали. Дина решила уйти. Она уже устала их слушать. Все равно ничего нового не узнаешь, одно и то же все. Занудный этот Паша.
Уже потом она все обдумала хорошенько. Все-таки она была права: у Паши есть темница, где он держит женщин в плену. Ужасный человек, пристанет как банный лист и изводит, и изводит. У Филиппа совета требовал, привязывался, но Светкин красавчик вывернулся и уехал подобру-поздорову, медсестру хотел перевоспитать, но не сумел, довел до злобы и прогнал. А эту Галочку мучает своей любовью. Ее-то он точно не выпустит, затуркает до смерти. Надо помочь ей выбраться. Прийти, когда его нет, повернуть ручку и выпустить. Как ужа, за которого ей тогда от Бондарчука влетело. Любят же они тут всех в клетки сажать, в этом своем замке.
Внизу снова послышались звуки. Дина поднялась и выскользнула из часовни, обдумывая план спасения Галочки. По пути она заглянула в кухонное окно. Там Бондарчук запивал рыбу пивом и распекал Мишу за то, что он расстрелял автомобиль из пушки. Дина остановилась послушать, как ругают Мишу:
– Ты их тачку разнес вдребезги, а они вернутся и нас бомбанут, как будем?
Миша глядел на Бондарчука со все возрастающим изумлением, но молчал. За него вступилась Люба:
– Что ты говоришь-то? – укорила она. – Как он мог из гранатомета стрельнуть, если тут сидел неотлучно. Вот на этом стуле сидел, я как свидетель могу...
– А ты сама что ли не выходила? – прикрикнул Бондарчук. – Вечно шастаешь туда- сюда!
Люба недовольно замолчала, Миша поерзал на стуле, пытаясь что-то сказать, но Бондарчук ему не дал, продолжив свою мысль:
– Вернутся, бомбанут, руины останутся. Ни парка, ни огорода, ни псарни не будет, – он удовлетворенно откинулся на стуле и закинул ногу на ногу. Сделал огромный глоток пива, поставил кружку, сцепил руки пониже колена и продолжил: – Все без работы останемся, Паша по миру, конечно, не пойдет, но убиваться будет сильно. И Галина от него сбежит, – поставил точку охранник.
– Ты-то чему радуешься? – возмутилась Люба.
– О перспективе думаю. М-да, натворил ты дел, Миша.
Таджик испуганно съежился на стуле.
– Я не стрелял, – буркнул он.
– Ясно. Мышка пробежала, хвостиком махнула, – съязвил Бондарчук.
– Чего ты измываешься-то над ним? Сказано тебе сколько раз: не пулял он, – стояла на своем Люба.