– Что, Андрей Иваныч, может, нальешь и мне как бывшему клиенту твоих охранных услуг?
Бондарчук к просьбе не снизошел. Пьяный Паша был ему ни к чему. В делах бесполезен. Ни поить, ни кормить его он не собирался. Паша уже сутки сидел на воде и хлебе, но, что странно, не бушевал и не ныл, все сносил кротко. Только словами пытался извести, но к Пашиным речам Бондарчук давно привык и особого значения им не придавал. Главное – дело. Он предложил хозяину выкупить собственный замок, иначе случится пожар, а страховка оформлена на него, Бондарчука. Паша, естественно, завилял, предложил отступных, но на эти хитрости охранник не поддавался. Перед Пашей лежал договор купли-продажи, и нужно было его подписать, а потом заверить у нотариуса. Без вариантов. Но тот вертелся, хитрил-мудрил и, кажется, тянул время. К ручке не притрагивался, и Бондарчук начал подозревать неладное. Время от времени заезжали разные люди и осведомлялись насчет хозяина, но это охранника особенно не тревожило, а беспокоило Пашино упрямство. Тот на что-то или на кого-то надеялся, только вот на кого, Бондарчук сообразить не мог и морщил лоб от усилий.
– Пей, Андрей Иваныч, пей, – приговаривал Паша, – но легче тебе не будет. Своего благодетеля ограбить хочешь. По миру пустить. Но не выйдет. Никто еще на Паше Вертолете не наживался, и быть такого не может, потому что не может быть никогда. Ты пойми: ты слуга по жизни, а я по жизни хозяин, и это судьба. А против судьбы переть бесполезно. Так тебе на роду написано, потому смирись и отпусти меня. Я тебе все прощу, если одумаешься. А если не одумаешься, то накажу.
Паша прищурил хитрые желтые глаза. Бондарчук безмолвствовал, поигрывая ключами. Пусть еще посидит, подумает, может, перестанет пургу гнать. И с чего этот Паша такой наглый? Родился что ль таким?
– Я-то думал, ты умней. Знаешь, что такое «ум»? Это когда человек осознает свои возможности. Что вот это я тяну, а вот это не тяну. Тебе мое имущество впрок не пойдет, зияешь почему? Потому что не ты его добыл. Тебе его не удержать будет, ибо порода твоя босяцкая. Спустишь все или отнимут. Братва же и отнимет. Потому что меня они боятся, а ты для них ноль без палочки. Уяснил? Поэтому, пока не поздно, давай-ка освобождай меня. Пока Паша добрый...
Бондарчук продолжал безмолвствовать. Это еще как поглядеть, кто что спустит. Он-то как раз не пропойца и все сбережет. Ломберный стол тоже сбережет. И подсвечники с картинами, и зеркала, которые Паша то и дело спьяну колотит. И братва еще неизвестно кого боится: может, Пашу, а может, и его, Бондарчука.