— Смажешь себя сам. Привыкай, это не так уж трудно!
Вздрогнув, мальчик посмотрел в шкатулку, где оказались фиалы с ароматными маслами и салфетки, а потом медленно, словно просыпаясь, оглядел себя.
…Золотая пудра осела на волосах и ресницах, тонкой линией подвели глаза и чуть тронули кармином бледные искусанные губы. Невесомый лазурный газ окутывал плечи и ноги, а в ушах качались тяжелые серьги. Звездочки сапфиров мерцали в сосках и впадине пупка, изысканная сапфировая дорожка охватила узкие бедра, даже ногти вызолотили чем-то…
Собственное имя, данное при крещении отцом с матерью, которое здесь никого не интересовало, но которое упрямо хранил в сердце, как последнюю ниточку к родному краю, семье — вдруг показалось насмешкой. Кто он? Тут нет этого человека!
Есть Атия, наложник жестокого шейха.
Атия вздрогнул снова и поднял крышку, прислушиваясь к поступи господина.
— Это и есть тот, из-за кого господин забыл обо мне? — стоявший в тени юноша зло закусил губу.
Толстый черный евнух кивнул, спрятав усмешку.
Злость прорвалась сильнее и юноша тихо зашипел, глядя на светловолосого мальчика в беседке с гиацинтами: цветочками любуется, твареныш… Выплодок змеи и шакала!
Он тут же одернул себя, выпрямился, откинув голову, и грациозно развернувшись, так, что певуче зазвенели драгоценные браслеты, хитро скрывавшие другие, рабские, пренебрежительно бросил на ходу, дернув плечом:
— Недолго он продержится с таким-то лицом. Плакальщики на похоронах веселее воют! — походка его была одновременно стремительно легкой и чарующе плавной. — И принеси канун, я хочу танцевать!!
Евнух уже не стал скрывать усмешки, глядя в след разозленному юноше. Однако за кануном пошел: наложников много, господин Фоад любит разнообразие, но Аман никогда не покидал его ложа надолго. Кто знает, возможно, господину в самом деле скоро наскучит бледная красота и покорный вид северянина при отсутствии иных достоинств. Аман же способен разжечь страсть даже в столетнем дервише и сыграть на теле мужчины, как на флейте. Не даром его зовут «желанием»… А норов! «Аленький цветочек».
Нет, определил евнух, хоть и младше, но Атия ему не соперник.
А грустный мальчик в беседке поднял голову от ярких соцветий, ловя приглушенные аккорды. Музыка…
Дни и ночи его пошли по кругу чередой без конца и начала. Господин Фоад приходил к нему почти каждый вечер и брал, как берут приглянувшуюся вещицу. Атия никогда не сопротивлялся и никогда не сердил хозяина промедлением, был покорным и послушным, как от него требовали. Тело на удивление быстро приспособилось, уже спокойно принимая в себя мужское естество и не отзываясь мучительной навязчивой болью.