Равиль собирался так тщательно, как никогда, пытаясь придать себе хоть отдаленно приличный вид из того, что было ему оставлено для прикрытия срама. Конечно, это все же не ошейник, и было глупо и наивно, думать, что если он будет хотя бы выглядеть достойно, — что-то изменится… Что вдруг появится волшебная фея, одним взмахом радужных крылышек отменив всю его проклятую жизнь!
Но это было хоть что-то. Юноша невозмутимо принял снисходительный осмотр Ксавьера перед выходом, — значение имело то, что он не просто увидит Ожье, но другой такой возможности объясниться им, скорее всего, не представится…
Целый вечер впереди! Вечер до оглашения приговора.
Само собой, он все знал, все понимал, а что не понимал, ему предельно ясно объяснили! Однако, по крайней мере, те стремительно истекающие минуты, что он шел вслед за Ташем, можно было надеяться и верить, что не понадобится ничего говорить… Что в следующий миг вокруг сомкнется тесное кольцо объятий, отсекая его от всего остального мира неодолимым щитом, и Ожье тихо шепнет на ушко, что не сердится больше на глупого заблудившегося лисенка.
Равиль оцепенел: Ожье выслушает, конечно, в любом случае, уж таков он, но что если все-таки не поверит?
Но ведь он ничего не взял уходя, обманул всего один раз, в самом начале, но обманул ведь… О Господи!!! — ни одна пытка не могла бы сравниться с этими мгновениями, и Равиль совершенно не замечал направленных на него косых взглядов, а потом… Это даже нельзя было назвать ударом, просто сердце остановилось вдруг ни с того, ни с сего: Ожье уже был здесь, среди разряженного сборища самодовольных буржуа.
Только не с женой, — свадьбу Равиль давно принял и смирился. — Не с кем-нибудь…
Мужчина стоял оживленно беседуя с миловидным молодым человеком, опирающимся на гриф гитары, чьи пронзительно синие глаза выбили из-под ног последние островки решимости: певчая птичка… Каким-то чудом упорхнувшая из лап инквизиции. Вот уж кого не ждали!
Однако напоминание об инквизиции отрезвило, и юноша решительно направился к ним.
— Прошу прощения, метр Грие, что вмешиваюсь и отвлекаю, но мне нужно поговорить с вами. Срочно… — негромко проговорил он.
Ожье приподнял бровь, всем видом выражая легкое недоумение:
— Нам есть о чем разговаривать?
Хотя казалось, что это уже невозможно, Равиль побледнел еще сильнее, чем был до того, но голос звучал твердо: он понимал, что у него есть только одна попытка для объяснения, отступать и трусить уже поздно.
— Есть! У вас есть враг, который способен очернить репутацию вашей семьи, обвинив в противоестественной связи с вором, мошенником и проституткой. Разумеется, это не преступление, — юноша нервно передернул плечами и торопливо продолжил, вскинув глаза на торговца, — но грязные сплетни способны отравить жизнь даже самому безупречному человеку, а письменное признание послужит бесспорным доказательством, и вас никто не станет слушать, тоже причислив к людям низким…