17.4. состоялись похороны мюнхенского г[ау]л[яйтера] Вагнера[1118]. Их посетил и фюрер, который обратился к нам с речью. Он обсуждал почти исключительно проблему крепости брони наших танковых дивизий. В 1940 году таковая присутствовала. Но против Т–34 броня уже не годна. Но новые самоходные артиллерийские установки проявили себя прекрасно. Их сейчас изготавливают в больших количествах. И тогда он спокойно взглянет в будущее. Восток снова будет завоеван. – О люфтваффе не упоминалось.
Фюрер пригласил меня к себе на ужин. Он задал вопрос, касающийся финских сообщений о Дорпате. Я рассказал ему то, что изложено в прилагающемся отчете[1119]. По словам фюрера, хорошо, что он теперь в курсе дела, он даст соответствующий ответ.
Разговор перешел на покупку произведений искусства. Фюрер рассказал, что купил бы ряд прекрасных полотен Фрагонара и Буше. Я сказал, что согласно приказу ф[ранцузские] коллекции частично размещены в соответствующей шахте, но существует опасность в связи с влажностью. Ф[юрер] проявил озабоченность (пару дней назад Борман спросил, как обстоят дела с этим[1120]). – Относительно Муссолини фюрер был заметно удручен. Построенные из наших материалов альпийские укрепления должны быть М[уссолини] хорошо известны. «Он сам давал предписания касательно их». Огромные бетонные сооружения, большие электростанции внутри горы – будто волшебные пещеры. Но не в Ливии и не на Сицилии. – Гауляйтеры Хофер[1121] и Райнер[1122] одновременно заявили о том, что фашизм совершенно изжил себя, а Муссолини осознанно предал фюрера. Сообщая фюреру о своих действиях, они хотят нейтрализовать визит М[уссолини] в Бергхоф. Можно предположить, что М[уссолини] прибудет с множеством жалоб. Я информирую о направленной мне фашистской докладной записке, в которой Муссолини рисуется и по сей день окруженным членами масонских лож. Прежде всего, Буффарини[1123], министр внутренних дел. Фюрер думает, что это в значительной мере верно, и говорит, что единственный, кто произвел на него хорошее впечатление – Прециози[1124]. – Эдда Чиано написала несколько писем, в которых пыталась при помощи наглого шантажа спасти своего Галеаццо[1125]. Я удивился, узнав, что отвратительная Эдда вовсе не дочь синьоры Ракеле[1126], а внебрачный ребенок, и ее мать – еврейка. (Действительно?) – Эдда сейчас в швейцарском монастыре и пишет, вероятно, свои «мемуары», которые задорого продаст. – Фюрер заключил: «Я не совершил предательства».
Я сообщил о подготовке к антиеврейскому конгрессу[1127].
Разговор затем зашел о вопросах городов. Я со всей энергией защищал будущее уменьшение крупных городов. Неправильно собирать в Берлине все аппараты управления крупной промышленности. Но в то же время при рассредоточении городов они не должны «незаметно» превращаться в сельскую местность. И деревня, и город имеют свой стиль. Было бы жаль их смешивать. – Фюрер согласился со мной, указав на то, что в Саксонии города просто срастаются друг с другом. Но совсем без многоэтажных домов, в случае, например, больниц, не обойтись. – Кроме того, в Берлине плохая почва. Когда – то он хотел построить новую столицу рейхана Мюрице