Гулкий звук шагов вернул его на землю, собрал воедино мысли, будто тучу бабочек в сачок. Вячеслав остановился и огляделся, пытаясь сообразить: у кого под ногами эти тихие земли могли издавать столь внушительный шум? Но он по-прежнему был один.
С самого начала его не покидало чувство, что кроме них с Мариной здесь есть другие люди. В вязком от тумана воздухе мерещились голоса. Иногда дрожащие на повышенных тонах, будто на тонких ходулях, иногда звучащие так, словно их хозяева не хотели разбудить спящего человека, они тем не менее оставались треском ветвей, недовольным ворчанием енота где-то в бывшем огороде и далёкой перекличкой птиц. Лишь параноик мог принять эти звуки за что-то разумное. «Параноик так параноик, — решил Вячеслав. — Это как лотерея: никогда не угадаешь, какая из болячек тебе выпадет ближе к преклонным годам». Хотя, если бы ему дали право выбирать, он бы выбрал болезнь Паркинсона. Тело — ненадёжная штука, и очень жаль, что на него не распространяется гарантия… нет, не производителя, а некого всесильного проектировщика, доброго парня из отдела компенсаций, который всегда готов слушать брюзжания и оханья. А разум… разум должен жить вечно, и вечно оставаться чистым.
Сделав шаг, Вячеслав услышал гулкий стук. Перевёл взгляд вниз и увидел прямо под собой слегка припорошенные снегом доски.
Вот ещё одна потерянная вещь — люк, о котором так переживает Марина. Эта деревянная фуражка совершенно точно принадлежала погребу в доме; Вячеслав узнал и ручку-кольцо, и оттенок лака, которым было покрыто дерево, и петли. Люк будто всегда находился здесь, среди спутанной коричневой травы.
Вячеслав взялся было за ручку, потом передумал. Если он собрался это открывать, нужно позвать по-настоящему заинтересованное лицо — лицо, которое хотя бы немного понимает, что происходит.
Конечно, Марина была дома. В том, что он увидит её, открыв дверь, Вячеслав даже не сомневался — на этот раз он не обратил никакого внимания на ботинки у порога.
— Я нашёл погреб, — сказал он, поразившись, как хрипло и незнакомо звучит собственный голос. — Там, в холмах. Не смотрите на меня так, я знаю, что это звучит безумно.
Марина — она была в своей обычной одежде, в серых походных штанах и свитере — рассталась с безрадостным занятием: книжная полка была выпотрошена, как живот гигантской рыбины, и каждая книга удостоилась внимания женщины по меньшей мере дважды. Она влезла в анорак и сунула ноги в обувь.
— Ведите.
Шли в молчании, торопливо, будто конвоируемый и конвоир, не особенно заботясь, кто из них на кого похож. Только один раз Марина подала голос, пообещав: