Но, как обычно в моей жизни, в этом пасторальном существовании есть и темная сторона, и близость к природе предполагает ответственность.
Вчера вечером, когда я возвращался домой от пациентов, светила полная луна, и туман казался блестящим в свете фар. Перед машиной пробежала кошка. Что касается меня, то хорошая кошка — это раздавленная кошка, поэтому я не стал уклоняться от своего долга. Я надавил на педаль и стал ждать достойного хлюпанья, подтверждающего убийство, и только потом понял, что на самом деле это молодая лиса — увы, слишком поздно. Через секунду она попала под колеса. А я люблю лис. Мне нравится, какие они дикие, дерзкие, искренние, как их глаза сияют в свете звезд.
Я остановился и вышел. Картина, представшая моему взору, была ужасно печальной: лиса дико извивалась посреди дороги, ее глаза были полными крови от боли, страха и близкой смерти, задние лапы беспомощно волочились. Очевидно, я серьезно травмировал ее позвоночник. Стояла поздняя ночь, и мы с этим маленьким существом были одни. Я знал, что сделать.
Я поднял ее с дороги, хотя она пыталась меня укусить, вытащил из багажника домкрат и одним ударом раздробил ей череп. Это была жестокая штука: все время приходилось держать глаза открытыми, так как мишень оказалась движущейся, и я не мог допустить промаха, чтобы не повторять все снова. «Один выстрел», как сказал Роберт Де Ниро в «Охотнике на оленей».
Как и большинству врачей, мне часто приходилось вводить лекарства в этой сумеречной зоне, чтобы облегчить симптомы или, возможно, ускорить смерть. Однако не помню, чтобы кто-то из них беспокоил меня так сильно, как необходимость жестоко убить эту маленькую лису голыми руками. Насилие было тщательно спрятано, замаскировано хирургическими действиями.
Интересно, насколько подобное отрешение от реальности происходящего нивелирует важность того, чем мы на самом деле занимаемся? Если бы эвтаназия предполагала, что нужно разбить кому-то череп, признался бы кто-нибудь, что успешно совершил ее полсотни раз?
Примечание: как увидите ниже, эта колонка вызвала активную полемику — тонны оскорбительных писем даже из дикой дали вроде Токио, статья в The Independent и даже визит полицейских. Но так как я имел право ответить, в том месяце мне заплатили вдвое больше. Прекрасно.
Уважаемый редактор!
Лиам Фаррелл красочно пишет о жестоком убийстве лисы, которую он искалечил, намеренно по ней проехав. Он, кажется, чувствует сожаление, но не раскаяние за этот поступок. Мы, конечно, восхищаемся им, его готовностью выполнять обязанности, которые он несет в силу своей близости к природе (пауза для высокопарного словца), и пониманием более широких проблем, возникающих в связи с его поведением (пауза для второсортного философствования об эвтаназии).