Раньше жизнь была такой простой: человек рождался, жил и умирал. Но сейчас все сложнее. Ты вроде бы также рождаешься, живешь, умираешь; тебе делают сердечно-легочную реанимацию; ты можешь умереть, а можешь и не умереть — или получишь несколько сломанных ребер и какую-нибудь гипоксическую черепно-мозговую травму просто для вида; ты пишешь об этом в «Твиттере», потом снова умираешь, и снова тебя отправляют в реанимацию; на этот раз ты действительно мертв, от тебя почти ничего не осталось, и ты чувствуешь определенное облегчение. Смерть, где твое жало?
Смерть из книг Терри Пратчетта не находил бы (Смерть там, как помните, мужского рода) себе места, если бы ему пришлось торчать здесь по десять-двадцать минут, вращая костлявые большие пальцы один вокруг другого.
— ДАЙТЕ БЕДНЯГЕ ПЕРЕДОХНУТЬ, МНЕ НУЖНО ПОВИДАТЬСЯ С ДРУГИМИ ЛЮДЬМИ, — говорил бы он.
Сердечно-легочная реанимация (СЛР) стала методом лечения по умолчанию для всех, кто умирает. Если ее не запретить, мы все покинем этот мир точно так же. Никому больше не позволено мирно отойти. Вместо этого кто-то будет колотить нас в грудь, в горло воткнут трубки, истыкают иглами, сорвут с нас одежду и применят электрошок — и все это на публике, что тоже стало традицией.
СЛР ввели в 1960 году, когда команда из Университета Джонса Хопкинса в Балтиморе сообщила о своем опыте работы с двадцатью пациентами, на которых они испытали новую технику — непрямой массаж сердца. Этот метод стал огромным шагом вперед, чему в значительной степени способствовал и дружественный настрой в СМИ. Какой поступок может быть более похвальным и настолько похожим на мелодраму, чем воскрешение мертвых?
Медицинские сериалы просто обожают искусственное дыхание, хотя показатели успеха этого метода совершенно нереальны. Также нереалистичны и пациенты. Обычно жертвы молоды, привлекательны, не против телевидения, пострадали от какого-то обычного, повседневного инцидента, такого как удар молнии. На самом деле большая часть СЛР выполняется пожилым пациентам, и показатель успеха здесь от 0 до 18 %.
СЛР подразумевает риски. Она может закончиться страданиями, неврологическими повреждениями и недостойной кончиной. Если наше время истекло, мы должны уйти изящно, надеясь, что оставили массу долгов будущим поколениям, и теперь это их забота. В конце концов, что будущие поколения сделали для нас?
Смерть — конец путешествия, но действительно важно само путешествие. Это не поражение, и если рассматривать ее как поражение, мы приходим к худшим примерам злоупотребления современной медициной. Это не только наша вина. Давление со стороны благонамеренных родственников и инерция медицинской бюрократии только парализуют наши попытки сделать все возможное для наших пациентов.