Я представляю, как однажды скажу ему: «Тед, у меня для вас плохие новости. Речь идет о вашей собаке, той, которую вы ждали всю ночь, которая была вашим неразлучным спутником и единственным утешением с тех пор, как ваша жена трагически скончалась много лет назад, и которая только на прошлой неделе спасла вашего отца от нападения ужасного кабана. Я с сожалением должен сообщить, что только что ее сбил, и реанимация ей уже не поможет, и вам уже не нужно ломать голову, чтобы это сработало».
Какое-то время он бы молчал и, может быть, немного драматически повсхлипывал. А затем посмотрел бы на меня с огоньком в глазах (такому взгляду научиться нельзя, и все попытки воссоздать его искусственным путем заканчивались только злобным прищуром) и с отважной улыбкой сказал бы: «Знаете, доктор, когда я был совсем маленьким мальчиком, мой дедушка пел такую песню, когда учил меня чесать глазные яблоки вилкой». И он бы закрыл глаза, притушив на мгновение свой огонек, и начал бы петь голосом, исполненным муки, боли и печали, но, как ни странно, одновременно полным радости, удивления, содомии (у него немного смешанные эмоции, как вы могли бы догадаться) и надежды на новое завтра, которое, возможно, принесет ему новую собаку.
— Водитель переехал собаку, — выводил он. — Затем он ударил ее дверью. Но в каждой бочке дегтя есть ложка меда. Он сам из-за нее перевернулся. Тру-ля-ля, тру-ту-ту.
Одновременно смеясь и плача, он прижимал бы меня к подозрительно характерно вздрагивающей груди и шептал: «Кстати, я должен убить тебя сейчас», — и солнце весело поблескивало бы на кухонном ноже.
Спиноза сказал: «Веселость хороша и не может быть чрезмерной», но, как возразили бы норвежские фермеры Гаррисона Кейлора, что он об этом знает?
Врач в колготках
GP, 9 июля 2009 г.
Я состою в любительском драматическом кружке. С моей отличной памятью на слова на меня можно положиться, но при этом я деревянный, как Буратино, и неспособен передать никакие эмоции (за исключением апатии, за ней стоят годы тренировок). По этой причине, а также из-за врожденного достоинства начальника городского совета и потому, что я хорошо умею кричать, обычно мне достаются второстепенные роли — судьи или хозяина поместья.
В одной средневековой драме мне пришлось надеть колготки. Так-то мне все равно, но на вечер спектакля было запланировано еще и торжественное собрание.
Когда мы, врачи, принимаем участие в каких-то мероприятиях, нас неизбежно выбирают председателями (люди, похоже, думают, что, принадлежа к древней и благородной профессии, почитаемой за мудрость и ученость, мы становимся большими шишками). Мне нужно было пообщаться с людьми. Времени переодеться перед спектаклем не хватало, поэтому, чтобы сэкономить несколько минут, сверху на колготки я натянул брюки.