В их эпоху… тогда как здесь и сейчас всё было возможно. Из рук жрецов Нефертари приняла сокровенные дары. Сам Владыка Дешрет озарил своим присутствием открытое святилище под куполом вечного неба, тёмного, как первозданные воды творения.
Чёрный пёс замер, прижавшись к Анх-Джесеру, защищая. Пространство размыкалось, и ответ Богов становился явственнее, чем голоса живущих. Что видела сейчас Таа-Нефертари? Анх-Джесер знал лишь, что она желает остаться, забывшись, погружённая в откровение, которое он сам не в силах был осознать. Это таинство было не для него, хоть он и видел, слышал то, для чего не было слов, – болезненную красоту, вынимавшую сердце из груди. Безликие чудовища?.. Нет, всего лишь то, для чего не было имён. То, что жрецы и мастера тщетно пытались запечатлеть в символах и древних текстах… Вот что потерял, забыл их народ. Вот что пыталась вернуть его царевна…
Огнегривые звери вынырнули из теней святилища, окружили Нефертари, и жрецы отступили. Царевна пела и смеялась, и слёзы, золотистые в огнях светильников, струились по её родному прекрасному лицу. Сейчас она принадлежала этому времени, и внутренним взором Анх-Джесер видел, как всё меньше её остаётся в настоящем… там, где всё ещё оставался он сам…
– Вернёмся, прошу! – воскликнул он, но его голос был не громче шелеста песка по древним камням.
Он чувствовал волю своего Бога, слитую с его собственной. Упуат настойчиво подтолкнул его вперёд. Здесь не было зла, но их жизни неумолимо менялись, и привычное таяло. Время, которого у них уже почти не было, отсчитывало песчинки.
Без страха Анх-Джесер шагнул в сердце святилища – в самое сердце бури, рождённой зовом Владыки Дешрет. Одна его рука покоилась на загривке чёрного пса, другая легла на плечо Нефертари. Миг – и казалось, что её плоть рассыпается, теряет осязаемость. Миг – и всё возвращалось.
– Ты желала вернуться. Желала вернуть забытое, – прошептал он, склоняясь к царевне, и закрыл глаза, чувствуя, как сила древнего ритуала охватывает его и принимает, утягивает так далеко…
Он очнулся в руинах какого-то здания из сырцового кирпича, наполовину засыпанных песками Дешрет. Чёрный силуэт остроухого пса, прорезавший ночь, склонился над ним. Зверь тронул носом лоб своего жреца, точно благословляя, и сгинул, растворился.
Буря унялась. В ясном небе луна серебрила кости древнего храма. Сердце оборвалось биением. Вскрикнув, Анх-Джесер устремился к фигуре в светлых одеждах, безвольно лежащей на песке, и опустился рядом с ней, прижимая к себе.
Она была осязаема. В следующий миг он услышал её хрупкое дыхание, и от облегчения перед глазами помутилось.