— А почему сразу не позвали нас, не вышли, а ещё три недели сидели там? — резко осведомился Серьга — и куда только подевалось его всегдашнее весёлое балабольство. И Лия на крыльце, — Док на миг обернулся, — стояла, скрестив руки на груди, ни слова не говоря. Значит, они тоже что-то чуяли в пришедших. Какой-то… подвох.
— Ждали, пока раны заживут, — чётко ответила женщина.
— Что-о? — Док на миг лишился дара речи, а позади него щёлкнул затвор винтовки. — Серьга. — Я не понимаю. Инкубационный период — максимум пять дней.
— Покажи им, Ярик, — велела женщина сыну, закатывая рукава своей куртки, и тот послушно сделал то же самое.
На их руках, худых и болезненно-белых, с голубыми веточками вен, Док с захолонувшим сердцем увидел грубые красные рубцы. Следы клыков. Зажившие раны, нанесённые не меньше двух недель назад, а то и раньше!
Он услышал, как позади них тоненько вскрикнула Лия.
— Господи Боже, — прошептал он, глядя как зачарованный на эти рубцы.
— Это случилось, когда мы убегали из санатория, — ровным голосом проговорила женщина. Вера. Её звали Вера. — То есть почти месяц назад. Всё зажило, но мы… не превратились в тварей.
Краем глаза Док увидел, что сзади подходит Серьга, держа дробовик наизготовку. Его лицо посерело, нижняя губа была прикушена, он тоже не сводил глаз с рубцов.
— Но вы и не регенерировали подобно им. Они же неуязвимы. Позвольте мне, — Док шагнул вперёд, и Лия снова протестующе вскрикнула. Но ему было не до страха, не до отвращения. Эта женщина и мальчик не вписывались в ту картину мира, которую он наблюдал последние два месяца и к которой уже привык, как привыкают заключённые к жизни в концлагере. Они были… иные. Не люди, но и не бесы.
— Выгони их! — истерически закричала Лия, сбегая с крыльца, и Серьга ловко перехватил её, трясущуюся и цокающую зубами. — Не трогай их!
Но Док уже держал в ладони тонкую холодную руку Веры. Осторожно провёл пальцами вдоль рубцов. Пощупал пульс, тот бился отчаянно, не меньше сотни ударов, хотя лицо женщины оставалось бесстрастным. Он поднял на неё озадаченный взгляд и ахнул от осенившей его догадки.
— Снимите очки, — отрывисто скомандовал он, и Вера послушно подчинилась.
Заглянув ей в лицо, он понял, что не ошибся. Рядом присвистнул Серьга, продолжавший удерживать всхлипывающую Лию, которая порывалась вырвать у него дробовик.
У женщины и мальчика были бесячьи зрачки — тонкими росчерками поперёк золотисто-жёлтых тёплых и даже красивых радужек.
— Это единственный симптом, — сказал вдруг мальчик хрипловатым голосом, глядя на Лию, которая враз стихла и перестала вырываться. — Больше ничего нет, — он открыл рот, широко, как на приёме у дантиста, закрыл и сказал: — Видите? Клыков нет. Мы люди. Вы думаете, мы не испугались? Мы очень испугались. Мы подумали, что сейчас мутируем, как все. Мы хотели оставаться людьми. Но ничего не произошло, — он поочерёдно оглядел каждого из взрослых своими странными глазами. — И у меня даже есть гипотеза, почему, — живо закончил он.