— Девочка… видишь ли…
— Папа, — Элизабет глядела обвиняюще. Стало ясно, что еще немного — и губернатор услышит все и о своей болезни, и о своем поведении.
Губернатор метнул умоляющий взгляд на Норрингтона. Тот едва сдерживал смех — и истерический, должно быть, получился бы смешок…
— Видит Бог, — губернатор спустил ноги с кровати, — я совсем ничего не понимаю…
Злосчастная случайность сломила его волю к сопротивлению. От одной мысли, что придется объясняться с дочерью по поводу непристойных картинок, мистер Суонн внутренне холодел; и командор… что подумал командор?
Он осмелился поднять глаза; Норрингтон, как ни в чем ни бывало, протянул ему руку:
— Пойдемте.
…На улицу вывалились, словно в печь. Норрингтон вытирал платком потный лоб, губернатор, изнемогая и охая, наспех поправлял парик и одергивал камзол. Последней, подобрав юбки, спешила Элизабет.
Из-под ног спускалась мощеная улица. Ветер взметал пыль, с шелестом гнал сухие листья по камням, по ажурной тени оград. Сломанная ветка, торчавшая сквозь заросли чугунных цветов, зацепила Норрингтона за плечо. Вывалив язык, тяжело дыша, протрусила собака — черная, лохматая… Хрустели камешки под ногами.
— Джеймс, не торопитесь же так! — воззвал губернатор, на ходу хватаясь за колено. — Мои суставы…
Норрингтон обернулся; он уже сам не понимал, качается ли он, или качается мир вокруг него, или все просто плывет у него перед глазами… Тонкий звон нарастал в ушах.
Подставил губернатору локоть:
— Обопритесь на меня.
— Вы упадете оба, — Элизабет решительно подхватила отца под другую руку. — Командор, вы себя со стороны не видите…
Губернатор был ниже Норрингтона, но заметно выше дочери — опираться сразу на обоих ему было неудобно. Губернатор в полном отчаянии вертел головой — видел по обе стороны от себя одинаково сосредоточенно-деловитые лица. Мир, несомненно, сошел с ума.
Норрингтон глядел на Элизабет. Родинка над бровью. Приоткрытые губы, глаза…
— Джеймс, вам очень плохо?
Он отвернулся; покачал головой. Мостовая зыбилась, как вода. В ушах звенело. Шагали ноги Элизабет в шелковых туфельках с золотыми пряжками, губернаторские туфли, его собственные перемазанные пылью сапоги…
— Я дойду.
Крик губернаторской души канул в полуденный зной.
— Я ничего не понимаю! Вы оба с ума сошли… Этот проклятый пират всех свел с ума!..
Впрочем, при виде развалившегося в кресле полковника губернаторское чувство собственного достоинства проснулось; шквал бурного негодования Фишера мистер Суонн выдержал стоически.
— Я заверяю вас, что это дело подлежит исключительно местной юрисдикции, — губернатор, исполненный важности, расхаживал по комнате. Остановившись перед полковником, заложил руки за спину. — И я не вижу никакой необходимости отправлять этого человека (кивок на потупившегося Воробья) в Англию.