Неожиданное признание совершённого обряда получили за тысячи километров, затрудняюсь назвать от кого или от чего. В Таиланде есть сакральное для тайцев место – гора Золотого Будды, самое большое его изображение в мире. В позе «мудра Бхумиспарша» он берёт землю в свидетели. У подножия горы, у ног Будды, мы сели в эту позу и застыли – призвали Землю подтвердить истинность наших чувств. Чтобы увидеть – нужно уметь ждать. (Не зря говорят: отсроченное удовлетворение, в широком смысле, сильнее). Довольно быстро прилетел белый голубь, сел, походил вокруг нас, поворковал и улетел. Гид, из местных, удивился, проводил его одобрительным взглядом: «Земля подтвердила». Ира поворачивается ко мне. Нет ничего прекраснее сияющих глаз любимой.
Правильная буддийская традиция – выпускать на волю птиц. Храмов в Таиланде не счесть. Покупаешь клетку с птицей. Кто-то её туда прячет…Иногда делаешь это сам, не здесь, конечно, бывает, что не всегда птицу. И выпускаешь. Почему? Птица – душа, она не может томиться в клетке, она свободна. Ира ходила два раза:
– Выпустила и твою. Я бы всех отпустила.
– Это личное дело каждого. А моя душа не в неволе – она в счастье.
Странно, но после ритуала становится легче. Не странно другое, и это, по сути, является главным – я с ещё большей радостью возвращаюсь в свою «клетку».
* * *
Палата. На специальной кровати Ира лежит неподвижно. Болит поясница, где резали. Таблетки, уколы. Поздно вечером выясняется, что обезболивающие есть, но в другом павильоне (изысканное название корпуса), а в нашем нет, не положено. Препираюсь с дежурным врачом, он новый. Ссылаюсь на его начальство, собираюсь звонить домой, жаловаться. Спрашивает: «Для кого?» – объясняю. «Так бы сразу и сказали. – А что? – Мне говорили про Ирину, для неё и сделать приятно». Одевается на ходу, зима. Прибегает, делает укол. «Нужно ещё что-нибудь?» – Нет, спасибо. Садится, наверное, неприятно от невольно возникшего напряжения. Ире стало полегче, решила ему помочь: рассказала про родственника Сашиного отца, как отношение к людям может спасти жизнь.
Звали его Хаим Моисеевич, в народе Ефим Михайлович. Человек исключительной честности и дружелюбия. Был инженером в конструкторском бюро на заводе, если у кого-то не получалось, оставался вечером, помогал. Коммунист цитировал Евангелие: добро вернётся добром. Дома просили принести лист бумаги. Разве можно – государственное. На работе удивлялись, домашние обижались, соседи смеялись, все уважали. О людях: ни о ком плохого слова, даже в обсуждении с домашними. Прошёл 1937 год для семьи спокойно. На него никто не писал. Его никуда не вызывали. Наверное, в органах считали, что и он ни на кого не напишет.