Целый мир раскрывается вешним листом,
Я уверен неистово только в одном —
Что тебя позову — и опять обрету.
[1]Все случилось внезапно: ни звука, лишь сбоку дрогнули кусты — меня опрокинуло на спину. Мощные лапы вдавили в землю, пасть сжала горло, а смердящая щетина забила рот и нос. Ни двинуться, ни закричать, ни даже вздохнуть… Все вокруг наполнилось движением: шорохом травы, тяжелым дыханием зверей, отрывистыми возгласами.
И силой. Непонятной мне мощью, давящей больнее звериных клыков на горле, гнетущей больше, чем заунывный вой стаи над болотами. Несколько долгих мгновений я прощался с жизнью, потом рука Айлора напряглась, выскользнула из моих пальцев, сит произнес что-то тихо, но властно, и меня освободили.
Он стоял прямо надо мной, вожак стаи — высокий, поджарый, завернутый в бурый звериный мех как в родную кожу. Лицо его под черно-белой раскраской, до половины скрывал обтянутый ссохшейся шкурой волчий череп, позволяя рассмотреть лишь глаза через пустые глазницы. Ни гнева, ни ярости, ни радости победы — ничего не было в этих глазах, только пустая глубина, зелень зимнего льда над омутом, глухая неизбежность гибели.
Сит смотрел на меня долго, изучающе, потом пнул в бок и отвернулся. Колдовская мощь отодвинулась, отпустила, я несколько раз выдохнул, усмиряя бешено бьющееся сердце, и осмелился, наконец, подняться.
В стае было трое всадников и семь волков — огромных чудовищ, величиной и мастью напоминающих медведей, с мощными косматыми загривками, разинутыми пастями, вывалившимися языками. Один из зверей подошел к телу Дрю и начал вылизывать, другой вцепился зубами в ногу убитой лошади. Запах крови, смерти, мокрой песьей шерсти, а теперь еще и это…
Я отвел взгляд, чтобы не замутило, и посмотрел на всадников.
Эти всадники не походили на бедолаг из моих детских воспоминаний, а в сравнении с послами вообще казались существами другой породы. Сухие, мускулистые, в ободранных шкурах и плетях свежих лоз, со встрепанными гривами, раскрашенными лицами, они сами были чудовищами, в сравнении с которыми огромные волки казались лишь покорными псами.
Ситы собрались вокруг Айлора, а один из волков, тот, что держал меня за горло, тыкался носом ему в руку и, как щенок, жалобно поскуливал. Вожак в волчьем шлеме присел к Лори, рывком откинул полу плаща, разыскивая что-то в поясной сумке. Ни штанов, ни обуви на всадниках не было, только длинная тускло-блестящая рубаха под волчьей шкурой, и я мог подробно разглядеть обнаженную ногу сита — слишком округлое бедро, слишком мягкий изгиб колена слишком узкая, хрупкая щиколотка. Женщина! Сначала я глазам своим не поверил, но эта тварь, завернутая в разящую диким зверем шкуру, из-под которой выбивались нечесаные соломенные пряди, с мечом у бедра и снаряженным луком за спиной, была женщиной — изящные легкие жесты, нежный голос, ласковые интонации, с которыми она шептала утешения — все подтверждала мою догадку. Я заглянул ей в лицо, захотелось рассмотреть, понять, какова она без этой уродливой мертвой маски. Но мне не удалось — черты терялись, искажались, и вот уже впечатление о случайно подмеченной красоте рассеялось, как и не было.