Так Ивашка и сделал.
Он был догадлив: не стал падать перед дьяком на коленки и биться лбом об пол, а сперва деловито и толково ответил на все вопросы о лифляндском житье-бытье, возникшие у Дементия Минича при чтении писем. Потом лишь, когда Башмаков сдержанно похвалил его, с самым смущенным видом сказал:
— Батюшка Дементий Минич, не вели казнить… дельце такое, что без твоей воли и приступать боюсь…
— Говори уж.
— Я про Петруху Васильева. Афанасий Лаврентьевич тебе о его шалостях писать не стал, чтобы молодца не позорить, а дельце такое… Приказал мне Афанасий Лаврентьевич его женить!
Много любопытного услышал Башмаков за все годы, что возглавлял Приказ тайных дел, но такого не доводилось.
— Да кто ты таков, чтобы его женить? Отец ты Васильеву, мать, тетка?
— Не вели казнить, вели слово молвить!
И, получив позволение, Ивашка объяснил, как вышло, что ему приказано искать для Васильева невесту.
— Забавно. И что же ты намерен делать? — спросил Башмаков.
— Перво-наперво — в храм Божий, заказать молебен Богородице, чтобы способствовала, и другой — Николаю-угоднику, чтобы хорошее приданое послал, потом — святому Спиридону Тримифунтскому в Даниловом монастыре, и еще, сказывали, принесли с Афона образ «Неувядаемый цвет»…
— Будет, будет! Помолился — далее?
— Далее матушка свах позовет. Все чин по чину… Да только, если свахи обманут и лежалый товар подсунут, с кого спрос? Да с меня же! Вот в чем беда: не хочу Петрухе, дураку, плохую невесту сосватать, а хорошую — тут самому во все вникать надобно! Не только свах слушать — они такого напоют! Самому девок глядеть, о приданом у знающих людей выведывать! Ведь Петруха мне — как брат родной! — пылко восклицал Ивашка.
— Так к чему же ты клонишь?
И тут Ивашка действительно повалился в ноги дьяку.
— Батюшка Дементий Минич, дозволь на месячишко в Москве остаться!
Башмаков рассмеялся:
— Воевода твой знает, что ты в Москве застрянешь?
— Да как же не знать? Понимает, чай, каково, когда свадьбу слаживаешь… Да он без меня не пропадет, есть кому бумаги переводить. Вон Воин Афанасьевич скоро к нему вернется.
— А какого ты мнения о Воине Афанасьевиче?
— Переводит изрядно, почерк у него отменный, из головы ничего не придумывает, непонятное слово хоть час по лексиконам ищет, но найдет…
— Я не про то. Как он с людьми ладит?
Вопрос Ивашку озадачил. Непростой был вопросец, а с подковыркой. Видимо, пока Ивашка хлебал ботвинью, младший Ордын-Нащокин что-то в Кремле натворил.
— А ему и ладить не приходилось. Кто скажет слово поперек воеводскому сыну?
— Ты прав. Но если бывал чем-то недоволен — что делал? Шумел, батюшке жаловался, оплеухой награждал? Или выжидал случая, чтобы поквитаться?