Анриэтта была занята важным делом — расчесывала длинные темные волосы Денизы. Когда Дениза рожала, косы ей, по обычаю, расплели и все узелки на одежде развязали. Повивальные бабки божились, что оставленный узел завязывает путь выходящему из утробы дитяти. К концу родов волосы так спутались и сбились, что Анриэтта лишь теперь, прядь за прядью, разобрала их.
Ивашка любовался женой. В замужестве она немного пополнела, лицо округлилось, а что кожа осталась смуглой, только чуть посветлела, так ведь и это поправимо: идя на люди, можно набелиться и нарумяниться. Особенно он любил эти длинные пышные волосы — когда Дениза распускала их, то могла, опускаясь на стул или скамью, сесть на кончики. Поймав взгляд мужа, она улыбнулась. Улыбнулся и он. Так они молча подтвердили друг другу свою любовь.
— Значит, завтра у ворот, — сказала Анриэтта. — Нужно собрать вещи…
— Матушка соберет. Она уж знает, что надобно. Что вам, красавицы, привезти? Еще книжек? — спросил Ивашка. — Если добежим до Шавлей или Поневежа, могу заглянуть в лавки. Вы только бумажку дайте — чего купить.
— Хорошего мыла! Румян! Белил! — наперебой заговорили женщины. — Здешними румянами только заборы красить! Бальзамы для губ! Пудру, самую дорогую пудру!
— Напишите, не то забуду!
Со смехом и шутками подруги составили для него список, Ивашка в это время, встав на лавку, высунулся в высокое окошко и громогласно призывал деда Авдея: дед наверняка сбежал к соседу, деду Илье, и засел в соседском саду, в тени, клянет нынешнее развратное время да потягивает холодный квас, а ему нужно баньку топить.
Криками Ивашка невольно разбудил сына. Дитя захныкало. Дениза выхватила Митеньку из колыбельки, отвернулась, села на стул, Анриэтта помогла ей высвободить грудь из длинного разреза рубахи. Кормление младенца казалось Ивашке таким делом, что нехорошо на голую грудь таращиться, непристойно. Он вышел из горницы и отправился к матушке, присмотреть за укладкой дорожного мешка.
Его догнала Анриэтта.
— Я не могу здесь больше оставаться! — воскликнула она. — Я люблю Денизу, она мне как сестра! Больше, чем сестра! Но если я здесь останусь — я сойду с ума, я разобью себе голову об стену!
Что-то такое Ивашка уже подозревал. И даже сообразил, чего хочет эта женщина.
— Но мы ведь не в большие города поедем, — сказал он. — Мы, может быть, найдем этого дурня где-нибудь в Ковно, пьяным и довольным. На что тебе Ковно, сестрица?
— Мне все равно, куда уехать. Для меня главное — уехать отсюда. Меня эта жизнь убивает! Скажи господину Башмакову: я знаю языки, я умею вести себя в обществе, я знатная дама, наконец! Я могу найти знакомых в любой европейской столице, кроме Парижа, — туда мне сейчас ехать нельзя. От меня возможна польза! Что угодно скажи ему — только увези меня отсюда!