Я развивал свой предмет дальше. Алгебраический фактор был переведен на язык Аравии и пришелся нам как раз впору. Это обещало победу. Биологический фактор диктовал нам развитие тактической линии, большей частью в согласии с духом наших племен. Оставался психологический элемент, чтобы построить четкие контуры. Я обратился к Ксенофонту и украл у него, чтобы это обозначить, слово «диатетика», которое он применил к искусству Кира перед ударом.
Наша «пропаганда» была ее запятнанным и подлым отпрыском. Это была патетическая, почти этическая сторона войны. Что-то из этого касалось толпы, настройки ее духа до той точки, где он становился полезен, чтобы использовать в бою направление этого изменчивого духа к определенной цели. Частично это касалось индивидуума, и таким образом становилось редким искусством человечности, направленной эмоцией, постепенной логической последовательностью ума. Это было тоньше, чем тактика, и это стоило делать, потому что здесь шла речь о предметах неконтролируемых, не подлежащих прямым приказам. Здесь принималось в расчет настроение наших людей, их сложность и изменчивость, и взращивание в них всего, что могло служить к нашей пользе. Мы должны были приводить их умы в боевой порядок так же тщательно и упорядоченно, как другие офицеры — их тела. И не только умы наших людей, хотя, естественно, их в первую очередь. Мы должны были также настраивать умы противника, насколько могли их достичь; затем умы народа, поддерживающего нас позади линии огня, поскольку более половины битвы проходит в тылу; затем — умы народа противника, ждущего приговора; и нейтральных лиц, смотрящих со стороны; круг за кругом.
У нас было множество унизительных материальных ограничений, но духовно ничто не было невозможным; так что рамки нашей диатетической деятельности были неограниченны. От нее мы должны главным образом ожидать победы на арабском фронте: ее новизна — это наше преимущество. Печатный станок и каждый новый метод коммуникаций благоприятствовали всему интеллектуальному прежде физического. Цивилизация всегда расплачивалась по счетам духа средствами тела. Мы, детсадовские солдатики, начинали наше искусство войны в атмосфере двадцатого века, принимая наше оружие без предрассудков. Офицер регулярной армии, с традицией сорока поколений службы за спиной, почитал античное войско превыше всего. Так как нам редко приходилось заботиться о том, что наши люди делали, но всегда — о том, что они думали, диатетика для нас составляла больше половины командования. В Европе она была несколько отложена в сторону и вверена людям за пределами Генерального штаба. В Азии регулярный элемент был так слаб, что иррегулярные войска не могли позволить себе оставить свое метафизическое оружие ржаветь в бездействии.