На следующее утро я отбыл, чтобы присоединиться к Фейсалу в его орлином гнезде у прохладного Аба эль Лиссана. Мы обсуждали историю, племена, миграции, чувства, весенние дожди, пастбища. Под конец я заметил, что Алленби отдал нам две тысячи верблюдов. Фейсал затаил дыхание и схватил меня за колено, спросив: «Как?» Я рассказал ему всю историю. Он вскочил и поцеловал меня; затем громко хлопнул в ладоши. Черная тень Хеджриса возникла у двери палатки. «Скорей, — крикнул Фейсал, — позови всех». Хеджрис спросил, кого именно. «Ну, Фахада, Абдуллу эль Феира, Ауду, Мотлога, Заала…» «А Мирзука — нет?» — мягко осведомился Хеджрис. Фейсал закричал на него, называя дураком, и черная тень скрылась; а я сказал: «Конец уже близок. Скоро ты сможешь отпустить меня». Он стал возражать, говоря, что я должен оставаться с ними всегда, не только до Дамаска, как я пообещал в Ум-Ледже. Я — тот, кто так хотел уйти прочь.
У двери раздалось шарканье ног и затихло, пока вожди придавали своим лицам важный вид и поправляли головные платки, прежде чем войти. Один за другим они садились, застывая на ковриках, и каждый с беззаботностью спрашивал: «Ради Бога, все хорошо?» Каждому Фейсал отвечал: «Слава Богу!» — и они удивленно глядели в его радостные глаза.
Когда, шурша, вошел последний, Фейсал рассказал им, что Бог послал средство к победе — две тысячи верховых верблюдов. Наша война должна была теперь беспрепятственно шагать к свободе, к триумфальному окончанию. Они стали в изумлении переговариваться, стараясь сохранять величие и быть спокойными, и поедая меня глазами, чтобы угадать мою роль в этом событии. Я сказал: «Щедрость Алленби…» Заал быстро вмешался за всех: «Да сохранит Бог его жизнь и твою». Я ответил: «Нас сделали победоносными», — встал, попросив позволения у Фейсала, и выскользнул, чтобы рассказать все Джойсу. За спиной у меня они вполголоса разразились речами о своих будущих делах, еще более безумных; возможно, это было по-детски, но что это за война, когда никто не чувствует себя побеждающей стороной!
Джойс тоже был обрадован и умиротворен новостями о двух тысячах верблюдов. Мы мечтали о том, как они нанесут свой удар, о походе из Беершебы на Акабу, и решали, где мы найдем пастбище на два месяца для этого множества животных; овес следует исключить, если мы хотим, чтобы они были нам полезны.
Но эти мысли не были срочными. Сейчас было необходимо все лето держаться на плато, осаждая Маан и поддерживая железную дорогу разрушенной. Задача была трудна.
Первое — снабжение. Я только что отбросил прежние приготовления с тыла. Кампании Египетского верблюжьего транспорта постоянно происходили между Акабой и Аба эль Лиссан, но они исчерпывали себя скорее и проходили за меньшее время, чем предполагали наши самые безоблачные оценки. Мы понуждали их увеличивать нагрузку и скорость, но оказались перед лицом железных оков армейских правил, направленных на снижение потерь среди животных. Немного их увеличив, мы могли удвоить грузоподъемность колонны; следовательно, я предложил оставить животных, а египетских погонщиков послать назад.