К счастью, я еще раньше выдал существование соглашения Фейсалу и убедил его, что выход для него один — помогать британцам так, чтобы после заключения мира им было совестно с ним расправиться: а если арабы сделают то, что входит в мои намерения, не может быть и речи об односторонней расправе. Я просил его верить не нашим обещаниям, как его отец, но собственным сильным действиям.
Удобным стечением обстоятельств было то, что британский Кабинет охотно раздавал не только правой, но и левой рукой. Они обещали арабам, или скорее — неуполномоченному комитету из семерых простаков в Каире, что арабы сохранят себе территорию, которую отвоюют у Турции в войне. По Сирии циркулировали эти радостные слухи.
Чтобы обнадежить удрученных турок и показать нам, что обещаний можно раздавать столько, сколько имеется сторон, под конец британцы один документ писали для шерифа, другой — для своих союзников, третий — для Арабского комитета, четвертый — для лорда Ротшильда, новейшей власти, народу которого было кое-что уклончиво обещано в Палестине. Старый Нури Шаалан, сморщив свой мудрый нос, пришел ко мне со всей этой кипой бумаг и недоуменно спросил, чему же из всего этого он может поверить? Как и прежде, я бойко ответил: «Последнему по времени», — и чувство чести эмира показало ему весь комизм положения. С тех пор он делал все возможное ради нашего общего дела, и только если не мог выполнить обещания, отвечал мне, что сменилось его последнее по времени намерение!
Однако Джемаль, упрямый и грубый, не оставлял надежды. После поражения Алленби в Сальте он послал к нам эмира Мохаммеда Саида, брата невыносимого Абд эль Кадера. Мохаммед Саид, дегенерат с низким лбом и безобразным ртом, был таким же неуравновешенным, как и его брат, но не таким храбрым. У него был весьма скромный вид, когда он стоял перед Фейсалом и предлагал ему мир с Джемалем.
Фейсал ответил, что тот явился как раз вовремя. Он может пообещать Джемалю, что Арабская армия будет вести себя лояльно, если Турция эвакуирует Амман и отдаст его провинцию правлению арабов. Глупый алжирец, думая, что добился громадного успеха, помчался обратно в Дамаск, где Джемаль за все его труды чуть его не повесил.
Мустафа Кемаль, встревоженный, просил Фейсала не играть Джемалю на руку, обещая, что, когда арабы утвердятся в своей столице, все недовольные в Турции устремятся к ним и используют их территорию в качестве базы для атаки на Энвера и его немецких союзников в Анатолии. Мустафа надеялся, что, поскольку все турецкие войска привязаны к востоку Тауруса, он сможет пойти прямо на Константинополь.