Они были в диком возбуждении, крича, что война может продлиться хоть десять лет. Это было самое сытое время, какое когда-либо знали эти горы. Шериф кормил не только бойцов, но и их семьи, и платил два фунта в месяц за человека, четыре — за верблюда. Ничем иным нельзя было достичь таких чудес, как сохранение кочевой армии на поле боя целых пять месяцев. В нашем обычае было фыркать по поводу корыстолюбия восточных солдат; но хиджазская кампания хорошо показывала, что этот аргумент ограничен. Турки предлагали крупные взятки и получали взамен мало службы — вообще никакой активной службы. Арабы брали свои деньги и благодарно уверяли, что отплатят; однако эти самые племена были в то же время связаны с Фейсалом, который за свои-то деньги службу получал. Турки обычно перерезали горло своим пленникам ножом, как будто резали овец. Фейсал предлагал в награду по фунту за голову пленника, и многих приводили к нему невредимыми. Он также платил за захваченных мулов или винтовки.
Фактический контингент постоянно был в движении, послушный власти плоти. Вся семья могла владеть одной винтовкой, и сыновья служили по очереди, несколько дней каждый. Женатые выбирали между лагерем и женой, и иногда целый клан мог заскучать и взять отпуск. Вследствие этого оплачиваемых людей было больше, чем мобилизованных, и политика часто вынуждала давать великим шейхам под видом платы вежливые денежные взятки за то, чтобы они считались дружественными. Восемь тысяч людей Фейсала состояли на одну десятую из верблюжьих войск, а остальные были с гор. Они служили только под началом шейхов своего племени и рядом с домом, сами снабжая себя пищей и транспортом. Номинально за каждым шейхом стояла сотня последователей. Шерифы выступали как групповые лидеры, благодаря своему привилегированному положению, которое поднимало их выше зависти, сковывающей племена.
Кровная вражда была номинально забыта, и действительно находилась в подвешенном состоянии на шерифской территории: племена билли и джухейна, атейба и аджейль жили и сражались в армии Фейсала плечом к плечу. В то же время членов одного племени смущали члены другого, и внутри племени ни один не мог довериться соседу. Каждый мог быть, и обычно был, всем сердцем против турок, но при случае на поле боя не хотел упустить возможность заодно послужить семейной распре против врага семьи. Следовательно, они не могли атаковать. Один отряд турок, крепко засевший в траншеях в открытой местности, мог победить всю их армию; и поражение с его жертвами закончило бы войну обычным ужасом.