С Абд эль Кадером, в его доме, выстроенном в живописном беспорядке над опустошенной площадью, откуда выходило столько караванов в Медину, я провел четыре дня, ожидая корабля, который, казалось, не собирался прибывать в пункт назначения. Однако, наконец, появилась «Сува» с капитаном Бойлем[45], который доставил меня назад в Джидду. Это была моя первая встреча с Бойлем. Он много сделал в начале восстания, и ему предстояло сделать значительно больше в будущем; но мне не удалось произвести на него хорошее ответное впечатление. Я был измотан путешествием и не имел багажа. Хуже того, я носил туземный головной платок как дань уважения арабам. Бойль этого не одобрял.
Наша настойчивость в ношении шляп (вызванная непониманием того, что такое тепловой удар) привела Восток к мысли о том, что это для нас имеет какое-то значение, и после долгих раздумий наиболее мудрые головы среди них заключили, что христиане носят эту жуткую вещь, чтобы ее широкие поля ограждали их слабые глаза от чуждого им зрелища Бога. Так что это было постоянным напоминанием мусульманам, что христиане Бога не любят и не понимают. Британцы считали, что это их предубеждение, мщение за нашу ненависть к головному платку, надлежит исправить любой ценой. Если они не желают нас видеть в шляпах, они не получат нас ни в каком виде. Я же научился в Сирии перед войной носить при необходимости полное одеяние араба без стесненности и без смущения в обществе. В таком платье было неловко бегать по лестницам, но головной платок был даже удобнее в таком климате. Так что я принял его, когда скакал верхом по суше, и теперь должен был носить его под огнем неодобрения на корабле, пока какая-нибудь лавка не продаст мне шапку.
В Джидде стоял «Эвриал» с адмиралом Вэмиссом[46], снаряженный в Порт-Судан, где сэр Росслин мог посетить сэра Реджинальда Уингейта в Хартуме. Сэр Реджинальд как сердар египетской армии был поставлен командовать британской военной стороной арабской авантюры на место сэра Генри Мак-Магона, который продолжал направлять его политику; и мне было необходимо увидеть его, чтобы поделиться впечатлениями. Поэтому я упросил адмирала дать мне пропуск через море и место в его поезде на Хартум. Это он предоставил мне охотно, сам подвергнув меня подробному допросу.
Я обнаружил, что его активный и широкий ум был вовлечен в интересы Арабского восстания с самого начала. Он приходил снова и снова на своем флагманском корабле, чтобы протянуть руку помощи, когда ситуация становилась критической, и сворачивал с пути двадцать раз, чтобы помочь берегу в том, что было, вообще-то, заботой армии. Он давал арабам пушки и пулеметы, десантные отряды и техническую помощь, неограниченный транспорт и морское сотрудничество, всегда получая истинное удовольствие от просьб и выполняя их сверх меры.