Патриарх Кирилл. Биография. Юбилейное издание к 75-летию со дня рождения (Иларион) - страница 7
Соловецкий собор, о котором упоминает Патриарх, состоялся летом 1927 года для обсуждения Декларации митрополита Сергия. Епископы, находившиеся в заключении, направили митрополиту Сергию послание, в котором одобрили его заявление о лояльности Церкви к советской власти во всем, что касается гражданского законодательства и управления. Однако основное содержание послания вызвало протест у соловецких узников: «Церковь не может взять на себя перед государством (какова бы ни была в последнем форма правления) обязательства считать „все радости и успехи государства — своими радостями и успехами, а все неудачи — своими неудачами“, ибо всякое правительство может иногда принимать решения безрассудные, несправедливые и жестокие, которым Церковь вынуждена подчиниться, но не может им радоваться или их одобрять. В задачу настоящего правительства входит искоренение религии, но успехи его в этом направлении Церковь не может признать своими успехами»[11].
После издания Декларации та часть епископата, которая отказалась ее признать, перестала поминать митрополита Сергия за богослужением. Однако святитель Иларион (Троицкий) не встал на сторону «непоминающих», сохраняя постоянную связь с церковной властью. Личную связь с митрополитом Сергием сохранял и Василий Гундяев.
В 1931 году он вместе с другими исповедниками православной веры за участие в «нелегальных собраниях заключенного духовенства и совершение религиозных обрядов»[12] был приговорен к заключению в штрафной изолятор на Секирной горе. После окончания срока заключения Василий Гундяев был направлен в ссылку, из которой вернулся к семье, перебравшейся в Оброчное.
Митрополит Сергий (Страгородский)
Секирная гора. Фото нач. ХХ в.
В начале 30-х он был снова арестован. На этот раз причиной ареста послужило его участие в борьбе против закрытия монастыря в Лукоянове. Вспоминает Патриарх Кирилл: «Когда деда сажали, бабушка оставалась на воле. И когда его посадили во второй раз, а это было в 30-х, когда в стране свирепствовал голод, она сказала: все, теперь мы умрем. А у них было восемь детей: семь родных и одна дочь приемная. И дед сказал: поскольку я буду как бы нести крест за Христа, вы останетесь живы. Потом бабушка рассказывала, что в какой-то момент она поняла: все, жизнь кончилась, потому что на всех осталась лишь маленькая горсточка муки. Она из этой муки приготовила какие-то лепешки, они их скушали, а завтра есть уже было нечего. И вот ночью раздался стук в окно. Бабушка вскакивает, а с улицы голос: хозяйка, принимай груз. Открыла дверь — стоит мешок, полный муки, и вокруг — никого. Вот этот мешок муки спас и моего отца, и мне дал возможность появиться на свет»