Старик с Алевтиной пришли с озера еще днем, одни. Я никак не решался сказать им о своем отъезде. Алевтина с Пелагеей накололи дров, занесли и сложили в подклеть, повыдергивали в огороде перед окнами вешки, на которых сушились сети, и теперь прибирали в избе, а в печи, закрытой заслонкой, томился обед. Старик выдвинул из-под лавки корзину со старыми сетями и перебирал их, перевязывая и что-то приговаривая. Склонив голову набок, изредка косил глазом на Аню, которая притулилась рядышком, загадывая загадки: «Два конца, два кольца, посередке гвоздь…»
— Ужо тебе, — девочка протянула старику ножницы.
— …четыре ходастых, два бодастых, один хлебестун…
— Ясно, корова.
Девочка заулыбалась, потом обернулась и посмотрела на меня долгим взглядом:
— Дядя Василий уезжать собрался…
— Что так? — встрепенулся Старик. — Откуда знаешь?
— Действительно уезжаю, — сказал я. — Сегодня. Может быть, навещу Иллариона Петровича… Лодка у меня есть.
— Алевтине с Пелагеей не говорил?
— Нет еще.
— И не надо, — Старик поднялся, отбросил корзину, какое-то решение пришло и к нему. — Сейчас и отправимся, я тебе помогу.
Собрались мы в одно мгновение, откуда только расторопность взялась у Старика. Аня, кажется, тоже что-то поняла, обхватила меня своими нежными руками, уткнулась в шею.
— Не сказывай пока, — шепнул, как будто нас могли услышать, Старик, помахал рукой внучке, когда мы уже выходили задними дворами.
Обогнули мертвую землю, болота, камыши и вышли к белым пескам, к соснам и дюнам. День был полный, все вокруг было хорошо видно. Звук моторки слышался откуда-то сбоку. Мы спустили лодку, Старик оттолкнулся багром, а я сел на весла.
Лишь после того как отплыли от острова, я понял, что это было как раз то место, где мне следовало бы остаться надолго. Но я плыл на лодке прочь.
Осеннее утро было холодное, тихое, беззвучное. Я уже был в автобусе и дремал. Так я ехал, а куда, и сам не ведал. Хотелось одного — приехать в свой дом, а не искать его в мечтах своих.
День проходил, солнце, показываясь то справа, то слева от автобуса, клонилось уже к вечеру. И вдруг голос услышал…
Конечно, девушка не сама с собой говорила и не со мной, она отвечала односложно крепкому, налитому силой парню, который стоял рядом со мной. Он нёс какую-то чепуху: «Долго ли ехать?.. Доедет ли автобус по такой грязи? Куда девушка едет?..» — с плутовством, с усмешкой, с уверенностью. Темно уже стало, шофер не включал свет: не в городе же это было, в полях, в лесах.
Мне хотелось взглянуть на нее. И это удалось. Я увидел ее лицо в полумраке автобуса, такое спокойное и удивительной красоты, и глаза наши встретились. Она смотрела так, как будто знала меня. А этот продолжал все спрашивать, все заигрывал: какая здесь водится рыба? как с клубом? как с танцами? Она перестала отвечать и смотрела на меня, будто увести хотела, а он все не отставал, подталкивал, и косился черным своим глазом, и все говорил…