Персонажи ковбойских фильмов всегда разыгрывали одну и ту же историю о злодеяниях отрицательного персонажа, которого в конце концов побеждает благородный ковбой. Зло наказано, добро торжествует. Такова была железная, как в народной легенде, формула ковбойского фильма. Как говорил Брончо Билли, создатель сотен картин, «мы меняли лошадей, но не сценарии» [49].
Ковбойские фильмы шли вразрез с идеологическими нормами буржуазного кинематографа. В них не признавался авторитет денег, происхождения, церковной и государственной власти. Правда, формально закон и государственную власть представлял шериф, но справедливость всегда защищал «хороший» ковбой. Побеждал не официальный закон, но служение справедливому делу. Никто не спрашивал героев ковбойских фильмов, кто они, откуда и зачем явились. Предприимчивость, смелость, честность — вот залог их побед. Ранние ковбойские фильмы не были школой разбоя и преступлений, погони и стрельба не становились самоцелью, как это было позднее. Несомненно, эти ленты звали к приключениям, открывали перед зрителями окно в незнакомый мир огромных незаселенных пространств; в них показывались смелые и честные люди из народа. По сравнению с псевдодемократическими лентами, прославлявшими американский образ жизни, можно говорить о подлинном демократизме этого типа картин.
Ковбойские фильмы в отличие от фильмов, в которых выступали краснокожие индейцы, не были проводниками империалистической пропаганды, апологией разбоя и уничтожения слабых. Ковбой не воевал, сферой его пионерской деятельности была борьба с силами природы, которая часто оказывалась страшнее злых людей.
Простая, доступная, обращенная к эмоциям зрителей тематика этих лент снискала им всеобщую популярность. Ковбойские фильмы вывели съемочную камеру на необозримые просторы прерий и оживили экран беспрестанным движением. Именно ковбойские фильмы стали авангардом вторжения американского кино в Европу, задолго до генерального наступления в период войны. Они привлекали не только своей динамикой, но и национальным своеобразием, правдивостью изображаемых событий и людей.
Совершенно иной мир представляла ранняя кинокомедия. Истоки ее следует искать не только во французских гротесковых лентах, в изобилии появлявшихся на американских экранах, но также и в традициях американского театра бурлеска.
Отец американской «комической» Мак Сеннет (1884–1960) немало поработал актером в нью-йоркских бурлесках и мюзик-холлах, прежде чем стал наряду с Гриффитом в киностудии «Байограф» актером, сценаристом и режиссером. Театральный опыт помог Маку Сеннету узнать вкусы зрителей, понять, над чем и над кем всего охотнее смеются люди. В своих фильмах режиссер усиливал комические эффекты, и поэтому вместо одного карикатурного полицейского — символа власти — он ввел целую кучу уморительных — толстых и худых, косоглазых и придурковатых — служителей закона. Какая радость для бедного иммигранта, с трудом пробивающего себе дорогу в американском обществе, посмеяться от души и (безнаказанно!) над теми, чье появление в реальной жизни сулит одни только неприятности! В «комических» Мака Сеннета, которые он с 1912 года делал для студии «Кистоун», не было ни сложного действия, ни нравоучений, зато в них была бездна комического — люди и предметы вовлекались в головокружительный водоворот событий. Нельзя давать зрителю ни минуты отдыха, утверждал Мак Сеннет, нельзя допустить, чтобы он задумался над увиденным. Если это случается, комедия перестает смешить, теряет право на существование.