Могущественные вельможи на сей раз остановились не в Ракоше, а наверху, в Буде, но очень часто навещали собиравшиеся сословия, вербуя сторонников. Они обходили все шатры, не пренебрегали и посланцами городов, пели хвалу своим кандидатам, — стараясь, главным образом, убедить в том, как много выиграют дворяне и ремесленники, если выберут их человека. Вербовка сторонников шла пока лишь потихоньку, доверительным шепотком, но наиболее вероятные имена все более выделялись из общей мешанины.
Двое «иноземцев» — Цилли и Искра — не могли присутствовать на выборах: Цилли еще в прошлом году, когда Хуняди одержал над ним новую победу в столкновениях при Драве, уехал в Вену вести переговоры с императором Фридрихом о венгерских делах, Искра же отсиживался на севере, в крепости Лева, подстерегая, будто голодный паук, когда в его сети вновь попадет какая-нибудь славная добыча. Но как ни далеко они были, волю свою умели дать почувствовать и оттуда. Все знали, что Гараи, в согласии с ними, любой ценой хотят избрания правителем деспота Бранковича и что родственники Гараи Сечи получили серьезные посулы в обмен на поддержку… Была партия и у воеводы Уйлаки, правда, не очень многочисленная и могущественная, состоявшая из его ближайшего, самого узкого окружения, но и она не скупилась на обещания. К ним принадлежал и вошедший в силу Понграц Сентмиклоши, который все еще не примирился с Цилли, да и с Искрой вел постоянную борьбу из-за поместий вокруг Тренчена и Нитры, по Яношу Хуняди он тоже не мог забыть полученного от него в прошлом году урока… Две эти партии во всем резко расходились и только в одном всегда были согласны без всяких споров: в том, что нельзя позволить Янко Хуняди стать правителем… Ведь имя Хуняди было здесь третьим, и называли его чаще и громче других. Королевский наместник Хедервари, Перени, Бебеки, Цудары, родичи его Силади и целая армия крупных дворян стояли за него, но добьются ли они успеха, пока было неясно.
Во всяком случае, хотя открытие Государственного собрания задерживалось на несколько недель, мелкие стычки и борьба за влияние на прибывающих представителей сословий были в разгаре. Вновь прибывший не успевал еще раскинуть шатер, как на него накидывались вербовщики либо одной, либо другой партии с тем, чтобы несчастный в первую очередь услышал их речи. Разумеется, он всех доброжелательно выслушивал, всем давал заверения, но все же истинные и окончательные мнения складывались во время бесед, происходивших в глубине шатров среди своих. Каждый привозил с собою груды жалоб и пожеланий, как собственных, так и доверенных ему оставшимся дома многочисленным кланом дворян, и теперь, во время непрерывных советов, взвешивал, примеривал, на стороне какого кандидата можно получить успокоительный ответ. У всех кандидатов имелись сторонники, безудержно восхвалявшие своего ставленника, но у других было по меньшей мере столько же возражений и обвинений в его адрес. Однако почти все без исключения сходились на том, что затея с выборами правителя не самое удачное решение: надо было бы положить конец затянувшемуся вот уже на два года неопределенному положению, — стране нужен был король, ибо приказывать желали все, а подчиняться никто не хотел. Но кому быть королем? Многие с полной убежденностью утверждали, что Уласло жив, он не погиб в закончившейся поражением битве под Варной, а томится в турецком плену… Иные, напротив, знали с полнейшей достоверностью, что в плену его нет, а отправился он на родину, в Польшу, и слышать более не желает о венграх… Ну, если не желает, так и бог с ним, пусть живет, где ему угодно! Есть ведь еще совсем молодой Ласло, родившийся уже после смерти своего отца, но его не хочет выдавать император Фридрих, покуда не получит серьезной роли в делах управления страной.