– Пожалуй, что нет. Он в себе пока не разобрался, с одной стороны его к Адичке тянет, с другой – образом, который он считает неправильным. Дружище Пьер, это он так ночью Петрика называл… – Голос Гражинки изменился, став похожим на Мареков, – Дружище Пьер, феи, с которыми я… Там дальше подробности всякие, Адичке их слушать не надо. Феи-проказницы сказали, что как только я нужную деву увижу, сам все пойму.
Около получаса я терпеливо слушала дословный пересказ обыкновенного пьяного бреда. Он увидел и не увидел, понял и не понял. Никогда еще такого не было, чтобы от близости женщины голова кружилась и члены слабели. Он же ого-го какой кавалер опытный, а тут не знает даже с какой стороны подступиться.
– Это потому, – исполнялось тенорком Петрика, – что Моравянка – панна особенная. Думаешь, до тебя никто женихаться не пытался? Только она как камень или глыба ледяная, только дерется; наверное, кого-нибудь получше, чем простой хлопец, ждет. И, кажется, дождалась. Бургомистр, уж такой аристократ из аристократов, с первого взгляда воспылал. Как сейчас помню, в том году после лавины, все горожане на расчистке работали, на Княжью площадь карета въезжает, дорогая с гербами, лакеи дверцы открывают, ручки подают нашему пану Килеру, а Моравянка в этот момент из магистрата выбегает. «Бинты нужны, – орет, – воду кипятите!» Ну, всю свиту бургомистрову к делу и пристроила, и пана начальника заодно, собственноручно тряпки на полоски драл.
– Этот рыжий фахан? Ха-ха! Точно, любовь.
– Тоже круги вокруг панны Адельки мотает, городской совет подговорил, чтоб поставщики цены повысили, а он потом несчастную деву спас.
– Чего? – всплеснула я руками. – Это Петрик говорил?
– Ну да, – подтвердила Гражина. – Все, кроме нас, оказывается, знают, если даже до помощника мельника слухи дошли. Успокойся, дальше еще интереснее.
Она изменила голос на Мареков:
– Ты, дружище Пьер, не замечал на шее прекрасной панны ранок, наподобие надрезов?
– Надрезы? Хи-хи. Представить даже невозможно. Ее, Адельку, с младенчества от ран берегли, Морава покойная не только ножи, даже иголки от нее прятала. Моравянка – единственная женщина в Лимбурге, да чего там, на весь Тариф одна, которая ни шить, ни вязать не умеет. Пану Килеру про то известно, но он перед всем советом на той неделе сказал, что его супруге домашней работой ручки марать не придется.
Я заскрипела зубами. За моей спиной плетутся дурацкие интриги. Болваны! Целый город болванов. И этих людей я собиралась от оленя-людоеда спасать?
– Дальше Петрик заснул, прямо за столом, – сказала Гражина. – А чернявый стал залу шагами мерять, бормотал под нос невнятицу, я, кроме имени Адички, не разобрала ни слова.